Общество

Непокоренные: боль и надежда Аллы Лучининой

Лада Суворова

17 апреля 2018 21:22
В крае Общественная организация бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей появилась в начале 1990-х благодаря Алтайскому отделению Российского детского фонда. Руководила Фондом Раиса Фёдорова, чье имя в памяти людей связано с огромным количеством добрых дел. Именно по ее инициативе проживающие в крае бывшие дети-заключенные объединились и начали говорить.




Фото Лады Суворовой

- Конечно, о бывших малолетних узниках знали, но словно не помнили. Только в 1992 году страна признала нас – детей, выживших в фашистской неволе, – говорит Алла Лучинина, председатель краевой Общественной организации бывших несовершеннолетних узников концлагерей.



«Руссише швайне!»


В родном Донбассе семья Аллы Ивановны по советским меркам жила богато – большой дом, дружба с партийной властью. Дед – уважаемый специалист, дневал и ночевал на заводе. В 1937-м году его расстреляли как врага народа.


- Когда началась война, мама была беременна – я родилась в начале 1942 года. Папа погиб на фронте, так меня и не увидев. В это время город уже оккупировали немцы. Сначала жителей выгнали из домов на улицу – какое-то время мы жили в сарае, а потом, согнав к железной дороге, нас отправили в плен, – вспоминает Алла Ивановна. – Как ехали, рассказывала старшая сестра, я была слишком мала. Везли в теплушках для скота, еды не давали. Многие умирали и от голода, и от ранений – эшелон часто попадал под бомбежки.


Сначала пленных привезли в Польшу, в Познань, а оттуда – в Германию.


- В концлагере все узники тяжело работали – долбили камни, отдыхать «руссише швайне» надсмотрщики не давали. Детей зимой босиком выгоняли на плац, где мы стояли часами. Мне до сих пор часто снится один и тот же сон – как я прячусь под какие-то доски. Просыпаюсь в холодном поту. Зато с самого детства хорошо знаю немецкий – впечатался в память – и еще легко переношу голод.


Рассказ Аллы Ивановны льется ровно, без надрыва. Лишь временами в интонации или жесте мелькает горечь, и становится понятно, сколько эмоций сжато в пружину, сколько боли проросло в душе, сколько вопросов осталось без ответа.


- Когда наши войска уже наступали активно, пленных стали разбирать немецкие семьи в работники. Нас взяли ухаживать за свиньями. В свинарнике мы и спали, и благодаря животным остались живы – варили им картошку, брюкву и вместе с ними ели. Так что спасибо немецким свиньям от «руссише швайне».


В конце войны Германию бомбили не только наши, но и союзники. Ночью было светло как днем – прожектора, бесконечный гул и грохот.


- Как выжили, один Бог знает. Когда чуть затихало, бегали по убитым, искали в карманах и сумках у кого что есть… А освобождали нас американцы. Помню, один, обутый в огромные ботинки-берцы, с автоматом наперевес, поманил меня к себе пальцем. Я вжалась в маму, думаю, сейчас убьет. А он опять манит и широко улыбается. Мама меня за плечики подтолкнула, я подошла, и он насыпал мне в ладошку цветные драже. Что это, я не знала. Был май, земля растаяла, я выкопала рукой ямки и посадила драже, хотела, что-бы выросли красивые цветы… Кажется, если бы я увидела этого солдата сейчас, узнала бы из сотни.



По воле судьбы?


- Все мы в Сибирь попали после плена, все родом с оккупированных территорий. Ведь те, кто был в концлагерях, считались предателями, даже дети, – продолжает Алла Ивановна. – Очень немногие смогли вернуться домой. Нам не удалось. Моя мама была немкой, а значит, однозначно – врагом. После освобождения нас полгода держали на границе в фильтрационном лагере – НКВД проводил чистку, а потом выслали на север, в Архангельскую область.


По сути, это был тот же лагерь, только уже советский. Ослабленные, больные после фашистского заключения взрослые и подростки вновь тяжело работали. Жили в бараках, впроголодь, без права переписки, без права передвижения.


- Мама работала на лесоповале, там встретила земляка с Донбасса. Уезжая на Алтай, куда эвакуировалась его семья, он взял меня и сестру с собой, пообещав заботиться. Это нас и спасло. У мамы была открытая форма туберкулеза. Помню, когда мы уезжали, ее привезли из больницы прощаться. Мама прижала меня к себе дрожащими руками и молча плакала, а я вытирала ее слезы ладошкой. Это была наша последняя встреча – через два дня мама умерла. Ей было 32 года. Всю жизнь мечтаю увидеть ее лицо во сне, но никогда не видела, никогда… В память о маме осталась только фотография – заколоченный гроб и рядом мужик с лопатой.



На новой родине


- У земляков в Горняке мы жили недолго, в Смоленском районе нашелся дальний родственник – троюродный брат нашей бабушки. Они с женой решили, что смогут вырастить нас с сестрой.


Дедушка был необыкновенно образован, знал историю, географию, литературу, разбирался в музыке, астрономии, политике. Был очень строгий, но справедливый, никогда не унижал, не повышал голос. Его мудрые жизненные уроки потом часто помогали в жизни. А бабушка была сама доброта. Вообще, у немцев сильны семейные традиции, надо отдать им должное. Несмотря на то что жили в тяжелейших условиях, в детский дом нас не отдали. За это я всю жизнь благодарна родным, они люди с большой буквы.


После окончания 7-го класса я уехала в Барнаул, вместе с сестрой снимали комнату, а в 16 лет пошла работать на БМК. Окончила школу рабочей молодежи, получила профессию экономиста.


Думаю, пережитое в детстве наложило отпечаток на характер. Я упертая, всегда знала, что сама себе дорогу пробью. Конечно, много было негатива, но я человек с большим чувством юмора. Сестре сейчас 84 года, говорит, никогда не думала, что так долго будет жить после перенесенного в детстве. А мне только 76, я вообще еще молодая девушка.



Пока не уйдет последний


11 апреля для бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей и день памяти, и день скорби.


- Это наш День Победы. Мы стараемся собраться вместе, возложить цветы в память о загубленных сверстниках. Только куда? Мечтаем установить в Барнауле памятник детям - жертвам фашизма, тем, от которых не осталось даже могильных холмиков. И это будет память вечная. Ведь мы – последние живые свидетели тех страшных событий. И мы уходим. В крае осталось всего 335 бывших несовершеннолетних узников, в Барнауле – 141. С 2010 по 2015 год умерло 248 человек.


Но те, кто еще может, объединяются и ходят по школам, гимназиям, институтам. Мы хотим донести до молодого поколения правду о войне, чтобы они не допустили возрождения фашизма, чтобы никто никогда больше не столкнулся с такой бесчеловечностью. Для этого пишем воспоминания, издаем книги, восстанавливаем памятники. Это наш след на земле. И пока не уйдет последний, мы будем продолжать бороться… за будущее.


В 71 регионе есть памятники детям - жертвам войны. В 2015 году в Рубцовске открыт первый в Алтайском крае мемориал "Непокоренные" в память о несовершеннолетних узниках фашистских концлагерей и тех, кто умер от голода в блокадном Ленинграде.

Лента