Известный критик оценил новые постановки театра драмы и встретился с барнаульскими зрителями

Наталья Катренко

27 января 2023 18:46

В Барнауле побывал известный театральный критик, член экспертного совета премии «Золотая маска», основатель и художественный директор фестиваля «Реальный театр», драматург, сценарист, изобретатель лабораторного принципа работы с региональными театрами Олег Лоевский. На этот раз он приехал для того, чтобы отсмотреть несколько спектаклей, недавно пополнивших репертуар Алтайского краевого театра драмы. В рамках проекта «Реплики» состоялась его встреча со зрителями. 

Фото предоставлено Алтайским краевым театром драмы

Вслед за Енгибаровым 

— Я родился в цирке, и чуть ли не слон качал мою колыбель. Как и все цирковые, мои родители много перемещались по стране. Мир вокруг делился на тех, кто, как папа-администратор, сидел в маленьком теплом кабинете, и на тех, кто выступал на манеже в лучах света. Разумеется, я думал, что буду сверкать на манеже, но в итоге сижу в маленьком теплом кабинете. Сильнейшее влияние на меня оказал клоун «с осенью в сердце» Леонид Енгибаров, который в свои 30 лет был признан первым клоуном мира. Он был писателем, художником, чемпионом Армении по боксу, снимался в кино у Параджанова, дружил с Шукшиным. Все, что он делал, было ужасно увлекательно, а потому благодаря ему я оказался вовлеченным в орбиту творчества. Свое первое в жизни интервью, которое вышло в свердловской газете «На смену», я брал у него. Тогда он произнес фразу, которую потом много раз повторял: «Клоун — это мировоззрение». С тех пор цирк сильно изменился, максимально приблизился к театру, перемешался с ним. А началось все с девальвации слова, которому перестали верить. Поэтому стало интересно всё, что связано с телом, с трюком, который постепенно стал осмысленным, наполненным идеей. Так появился Слава Полунин, совместивший новые смыслы и клоунскую природу. Ведь клоун всегда удивляется, он на наших глазах открывает мир.

Всё решила монетка  

— Да, я учился на филологическом. Но поступил туда не сразу: год после школы балбесничал, потом пошел на рабфак, работал грузчиком в «Аэрофлоте». А поступив на филологический, увлекся советской драматургией. Затем меня два раза выгоняли из университета за внешний вид, поэтому диплом на тему этического аспекта драматургии Вампилова я защищал уже на заочном отделении философского факультета. И однажды мне позвонил друг и сказал: «Для нас есть две работы: завхоз в картинной галерее и выездной администратор, отвечающий за сельские гастроли драматического театра. Что выбираешь?». Я попросил его кинуть монетку. Так я попал в театр, где задержался на полвека. Кем я только не работал: администратором, осветителем, монтировщиком, заместителем директора, завлитом, даже трупы на сцене играл. Попал бы я в театр, если б не та монетка? Думаю, да, так как считаю, что ошибку в жизни совершить невозможно. И в ситуации выбора у нас нет выбора — он уже произошёл. 

Архаический жанр  

– В последнее время не только цирк столкнулся с серьёзными проблемами, но и оперетта. На взлёте этот жанр находился в послевоенное время, когда люди жили бедно, ходили в протёртых валенках, а потом шли в оперетту, а там все в перьях, там «Сильву» или «Летучую мышь» дают. Теперь перья везде, где хочешь. Поэтому оперетта превратилась в архаический жанр, а ей на смену пришёл мюзикл, который требует другую музыку, другого артиста. За рубежом этот жанр освоен так, как нам и не снилось. Помню, как в Нью-Йорке один знакомый режиссёр предложил мне поприсутствовать на кастинге одного мюзикла. Только представьте: выходит 10 актёров, которые умеют все: они поют, танцуют, во время танца разговаривают, жонглируют. Казалось бы, бери всех! Но вслед за ними выходит следующая десятка, а за ней следующая — все как на подбор. Каждый готов на все сто, потому что это работа, дающая стабильный заработок на ближайшие лет десять. Хотя, казалось бы, американский артист — это русский артист. Ведь основоположниками актерской школы в США считаются Станиславский и Михаил Чехов. Поэтому и Мерилин Монро, и Роберт де Ниро — всё это русская театральная школа. 

Лабораторная модель  

— Как родилась идея проводить театральные лаборатории? Собирая фестивали, я столкнулся с тем, что один режиссёр поставил в трёх разных городах одинаковые «Три сестры». Казалось бы, почему нет, ведь зрители на этих показах не пересекаются? Но если считать, что творчество — это создание нового, то, получается, что те «Три сестры» - это создание старого. Так я понял, что регионам нужны молодые режиссёры, которые ставили бы интересные спектакли. Однако, связавшись с ними, я понял, что каждый из них не может сдвинуться с места – ждёт звонка от Табакова или Захарова, когда-то пообещавших перезвонить. Карьера в Москве им интересней. Тогда я стал обращаться не к режиссерам, а к педагогам —  Сергею Женовачу, Григорию Козлову, к тому же Марку Захарову, чтобы они отпустили своих студентов на неделю в Свердловск для создания спектаклей-набросков. Так был запущен механизм, связавший молодых режиссеров с провинцией. В итоге на свет родилась лабораторная модель, благодаря которой решается сразу целый круг задач: театры знакомятся с современной драматургией, молодые режиссёры, работая с незнакомыми артистами в незнакомой обстановке, проверяют себя на прочность, а артисты в свою очередь вытаскивают наружу весь свой потенциал и учатся новому. Получается эскиз, построенный на стрессе, на нерве, который обязательно передается зрителю. Не случайно, когда театр принимает решение перенести лабораторную работу на большую сцену, спектакль получается хуже своего наброска. Ведь это совсем другая энергия. 

То, что делает нас людьми  

— Самое важное в театре — это время. Мы хотим понять время, в котором мы живем, себя в этом времени. И вопрос: «Чему должен учить театр?» — вызывает у меня ужас. Чему вообще можно научить зрителя, если за всю историю человечества ничему не научило Евангелие, та же фраза: «Не убий!». Поэтому я считаю, что у театра есть две главные задачи. Первая — ударить нас эмоционально. Ведь в большинстве своем люди не хотят тратиться, ищут безопасные эмоции. К примеру, в новостях говорят: «В Бангладеш обрушился мост, 150 человек погибло». Сидящая перед телевизором бабушка скорее переключит на сериал и будет переживать над тем, что Мария изменяет Хуану. Потому что слышать про 150 погибших людей страшно, невыносимо. Но театр должен напоминать людям, что боль, которую они испытывают, созидательная. Именно она, заставляя сострадать и сочувствовать, делает нас людьми. Вторая задача театра — напомнить, что жизнь очень сложна. Что нет простых решений и другой человек сложен в той же степени, что и ты сам. Осознание этого учит нас понимать других, с ними договариваться. На деле же договариваться никто не хочет, все хотят победить.

Много шедевров быть не должно 

— Театр должен заниматься человеком. Но глобальные вопросы решать ему не под силу — аудитория слишком мала. Согласно исследованию Баварского института театра, выяснилось, что 89% зрителей смотрят историю и считывают лишь нарратив, сюжет пьесы. Ещё 5% воспринимают театр как вид искусства — то есть способны оценить эстетику, режиссёрский стиль, сложное существование актёрской игры. Ещё 3% воспринимают происходящее объёмно – они могут рассуждать о замысле, о глубинных смыслах текста. И только оставшиеся 3% понимают театр и как искусство, и как эмоциональное послание, то есть воспринимают спектакль так, как этого хотел режиссёр. В этом партнёрстве с залом я вижу суть театра. Поэтому много спектаклей-шедевров в театре быть не должно. 

Олег Лоевский — не только критик, но и соавтор сценариев, написанных к фильмам своих друзей: Алексея Балабанова, Владимира Хотиненко, Алексея Федорченко и других режиссёров.

Лента