Осенью 1941 года Нина Феофанова пришла на станкостроительный завод, ей только исполнилось 13 лет. Как и почему её родители оказались в Барнауле, Нина Феофанова не помнит, слишком мала была. Но понимает, что не от хорошей жизни многодетная семья перебралась из станицы Кущёвки на Северном Кавказе в далекий сибирский город. Все песни, которые она помнит и поёт до сих пор, тесно связаны с событиями, которыми жила страна в годы Великой Отечественной войны и в период её восстановления.
Жмых для друзей
«Барнаул я начала узнавать после того, как отцу предложили должность коменданта на летних дачах, построенных для сотрудников меланжевого комбината, - рассказала Нина Андреевна. – Ему выделили лошадь с телегой, переезжали мы зимой, нагрузив на сани нехитрый скарб. Так как дачи эксплуатировались только летом, в избушке, отданной под нашу семью, не оказалось ни света, ни воды. На ответственности отца и мамы был небольшой сад и огромные плантации «виктории». В школу я ходила в деревню Ересную, училась плохо, по вечерам отец со мной сидел возле керосиновой лампы, и мы зубрили правила по арифметике, чтобы я хотя бы задачки сама начала решать. А вшей у нас было…Как сейчас помню, что по вечерам мы снимали одежду, и мама над керосиновой лампой прожаривала все швы. У нас не было простыней, а матрасы до того засаленные от грязи, что напоминали кожаные. За водой в колодец всегда посылали меня, я набирала огромную бочку ведрами, а по пути воровала в государственной конюшне подсолнечный жмых и носила его друзьям в школу – это было самое любимое угощение для малышни».
Перед войной семья встала на ноги: завели корову, свиней, заготавливали по 500 ведер картошки, погреб был битком забит соленьями с огорода, дети не голодали. Летом 1941 года на дачи заехали военные, которые целыми днями где-то учились, приходили только ночевать.
«Как они пели «Вставай, страна огромная!» - на весь лес голоса звенели, с этого времени, наверное, и я начала петь, - улыбается Нина Андреевна. – Осенью я попробовала пойти в пятый класс, но добираться до школы нужно было больше пяти километров, поэтому бросила, а в октябре 1941-го отец привел меня на завод № 17, в пятый цех».
Все для фронта
«Работала я за станком, на котором обжимали патроны – маленькие, желтые, скорее всего, для пистолета, – рассказывает Нина Андреевна. - Возле станка стоял железный ящик, куда ссыпали заготовки, в мою задачу входило уложить их в лоток носиком в одну сторону, после этого пресс обжимал головки, дальше нужно очень быстро развернуть патроны в другую сторону, и так несколько раз. Мои тонкие детские пальчики с этим управлялись довольно ловко, и хотя работали мы сидя, зато практически не разгибаясь. В цехе детей моего возраста было мало, в основном, женщины. Тут же и ели, на столовую у меня денег не было, мама с собой давала картошку в мундире, политую сверху растительным маслом, да кусок хлеба. За нашим цехом без какой-либо перегородки начинался другой, там работала моя подружка, но у нее патроны были белые. Что они там делали, не знаю, любопытничать времени не было совсем».
Груз ответственности, навалившийся на ребёнка, был настолько тяжел, что до дома девочка практически доползала. Но и здесь возможности выспаться у нее не было.
«Рабочие, эвакуированные вместе с оборудованием нашего завода, в начале 1942 года ездили по близлежащим деревням и обменивали вещи на продукты, - рассказывает труженик тыла. – Они часто не успевали вернуться в город до темноты, и когда совсем замерзали, стучались в нашу избу, просились погреться и переночевать. Мама никому не отказывала, так что набивалось народу столько, что шагу ступить было негде. Утром она варила для всех огромный чугунок картошки и после этого люди расходились по домам, а я пешком шла со Змеиногорского тракта на смену. Вставала ни свет ни заря: с горы, попробуй, дойди впотьмах до завода, вот однажды и опоздала на 15 минут. Тогда любое нарушение дисциплины строго карали, наказали и меня. Даже суд был, по решению которого три месяца у меня удерживали из зарплаты 15% заработка, да еще эти месяцы не засчитали в стаж. Я очень испугалась, потом расстроилась и ушла с завода. Не знаю, как меня отпустили, но в трудовой книжке стоит запись «по собственному желанию». До конца войны работала на швейной фабрике, шила для фронта военную одежду: фуфайки, гимнастерки, галифе, исподнее, рукавицы. Тоже не разгибаясь, с утра до вечера».
С самого детства Нина Феофанова пела, сначала дома и более 50 лет в хоре «Родник души». Выйдя на пенсию, она с головой окунулась в общественную работу, ходила на уроки мужества в школе № 51, избралась председателем уличного комитета 2-го Кооперативного проезда, благодаря ее напору жители сплотились, на улице проложили канализацию, водопровод, организовали отопительный кооператив.
Спасибо за добрых людей
«Весну 1945 года помню хорошо: мы со дня на день ждали известия о победе, и я решила обновить свое единственное ситцевое платье, от многочисленных стирок похожее уже на тряпочку, - вспоминает Нина Феофанова. - Утащила у матери зеленку, развела ее в воде и думала, что перекрашу платье, а получился непонятный цвет. Вот в нем-то я, гордая своей «неземной красотой» и вышла за калитку в День Победы, когда все соседи высыпали на улицу, кричали, обнимались, плакали, смеялись. Муж моей старший сестры Клавы погиб в 1943 году, мне было над кем горевать».
С четырьмя классами образования Нина Феофанова на какую-то приличную работу рассчитывать не могла, работала, где придется. В том числе, на химическом заводе, который располагался в частном секторе на пересечении ул. Советской Армии и Павловского тракта, долгое время она занималась здесь стежкой матрасов. Замуж вышла в 1951 году, молодая семья жила по съемным квартирам, в одной из них муж простыл.
«Мы тогда снимали каморку в подвальном помещении, у Бори туберкулез признали. А сыночка бог миловал от болезней, хотя переодевать его было страшно, настолько холодно было в комнате. Я ездила на Старый базар, покупала ведро угля, протапливала помещение, а потом пеленала малыша, - рассказывает Нина Андреевна. – Жизнь мужу спас известный военный хирург Александр Николаевич Чеглецов, к которому мы попали на прием. По его направлению Борю положили в больницу и вылечили, прожили мы с ним душа в душу 53 года, и я каждый день молилась за здоровье этого врача от Бога. Память стала меня подводить, а голосище остался, поэтому я часто пою, посвящая песни всем хорошим людям, что встретились мне в жизни. Семья у меня славная, внуки помогают, невестка замечательная, да и общественники из ТОС «Мирный» приходят каждую неделю, а звонят и того чаще. Дай бог, если к 9 Мая ноги не подведут, обязательно пойду в школу к ребятам, мне есть, что им рассказать, а споём мы вместе».
