Творчество Владимира Башунова – отдельная страница в алтайской литературе

О Владимире Башунове говорят много и часто. Накануне годовщины смерти Владимира Мефодьевича его хороший товарищ и сокурсница Виктория Дубровская, которая после окончания педагогического университета еще много лет преподавала в вузе, поделилась с «Вечёркой» воспоминаниями о поэте.



- Мы учились в одной группе – вместе швабрили какую-то большую аудиторию на Соцпроспекте и за этим делом познакомились. С тех пор были друзьями по жизни, – рассказывает Виктория Васильевна. – Он очень сожалел, что я Виктория, а не Маша, было бы ближе к Пушкину. В общежитии студенты филфака жили на одном этаже. У Володи собиралась компания писателей – читали стихи. На столе обязательно стоял чайник – зеленый, эмалированный, как сейчас помню. Он всегда сопровождал чтения – как правило, совершались они после серьезных испытаний по части каких-нибудь кутежей. Кто из него только не пил! И Башунов, и Мерзликин, и Володин… Все на свете.

Осенью нас отправили в колхоз. Там мы взяли под крыло литературную парочку первокурсников – Витю Горна, он потом стал известным исследователем Шукшина, и Олю Акиньшину. Она писала стихи, он, слава богу, нет. Мы тогда были в каких-то местах в сторону Горного Алтая. Около нашей деревни не было никакой растительности, зато крапивы много. Вот среди нее с известным вином, которое знает вся отечественная интеллигенция, – портвейном различных номеров – мы приобщали младших товарищей к литературе. Вова и Оля читали свои стихи, мы с Горном – чужие.

Как люди глубоко филологические мы, конечно, ходили по книжным магазинам, а в деревнях тогда можно было найти самые невероятные издания. В деревни в то время в первую голову поставляли свежую литературу. Однажды мы наткнулись на поэтическую книжку некоего Максима Р. Боже мой, как она была издана – благородного шоколадного цвета коленкор с золотым тиснением, крашеный обрез, какая-то закладочка, мелованные страницы. А как начали читать! И так знали, что живем в лучшей стране, а тут прочли про кремлевские звезды, тучность наших хлебов, дойность наших коров и так далее. Наши поэтические чувства были воспитаны на оттепельной литературе – Мартынове, Слуцком, Вознесенском, – а тут такое шикарное издание, и читать нечего. Вчетвером мы решили восстановить справедливость. Наскребли денег на эту книжку, она была недешевая, принесли в продовольственный магазин и завещали продавщице заворачивать в эти листы рыбу. Пакетов полиэтиленовых не было, бумага оберточная – только в столичных магазинах.

Должна сказать, что по отношению к Максиму Р. мы были не вполне справедливы. Стихи-то он писал, какие надо было по тем временам писать. А позже я узнала, что он способствовал изданию первой книжки Марины Цветаевой – толк в поэзии все-таки понимал.

Высокие образцы

Любимым поэтом Владимира Башунова был Александр Пушкин. Он очень трепетно относился к его творчеству и множество стихотворений, если не все, знал наизусть.

- Перед окончанием вуза Володя составил документ, который назывался «Мечта идиота». Там значилось, что он купит на первую зарплату: ящик шампанского для друзей, сколько-то колготок для жены (тогда серьезный дефицит, это вам не в магазин сходить купить – в Москве приходилось заказывать!) и среди прочего охотничье ружье, а охотником он сроду не был. Башунов пояснил нам: «Похороните меня вместе с ним, я там встречу Писарева и за то, что он Пушкина обругал, я его там пристрелю». Но, увы, мечта осталась мечтой.

Виктория Дубровская: «Среди алтайских литераторов Володя особым образом отличал Леонида Мерзликина и почти все встречи с читателями начинал с чтения стихов товарища. Это был очень приятный благородный жест. Причем выбирал не лирику, а такие стихотворения, каких в его творчестве не было, – бытовые зарисовки, прозу жизни, если можно так сказать».

Володя был небольшого роста, как и некоторые другие его товарищи-поэты, скажем, Панов, Черкасов, Мерзликин, Володин. И то обстоятельство, что Александр Сергеевич тоже был невысок, давало им какое-то успокоение. Понятно, с Пушкиным талантом мериться было невозможно, но сантиметрами – вполне. И Володя всегда сообщал, что он, однако, сантиметра на два, да повыше был.

Судя по стилистике, стихи Башунова, конечно, близки к классическим образцам, но это не значит, что авангард был ему чужд – он и этим интересовался. Однажды Вова был в Москве, где тусовался с литераторами. Там завязалось соревнование на создание лучшей современной рифмы. Он придумал такую: «Аристотель арестован». Вполне себе экстравагантно и модерново, к тому же содержательно и в духе того времени. Тогда оттепель подходила к концу, начинались годы, которые потом назовут застойными, и смысл этой рифмы – свободомыслящий человек и санкции, которые на него накладывались, – очень хорошо отражал тот период.

Мы с Володей и на лекциях строчили экспромты. Однажды он написал небольшую поэму – своего рода пародию на Андрея Вознесенского. У того была Оза, у Владимира – Акива. Ну, например, у Башунова были строчки: «Молитесь мужчинам и тайнам секретным в дыму сигаретном…». Попадись это между строк Вознесенского, никто бы и не распознал, что их Вова сочинил от нечего делать. Это еще раз подтверждает, что стиль он выбирал сознательно, хотя умел и выпендриться, если приходила такая охота.

Дружба в переписке

Владимир Мефодьевич регулярно дарил своим друзьям – Виктории Дубровской и ее мужу, известному журналисту Юрию Масалову – свои книжки с подписями, понятными только им троим. Так, в одной из них написано: «Юре да Вике в ихнем доме, где коньяк льется рекой, а чай стоит океянами. До льзя растроганный, хотящий снова жить тут».

- Володя жил у нас больше полугода. Он въехал в узенькую комнату вместе со своим скарбом – это были в основном книги в коробках. Их было столько, что хватило обставить всю стенку. Он их выступы использовал как полочки. У него в это время как раз родился второй ребенок, и его жена Аня временно жила у родителей. И он, тоскуя по семье, покупал жене колготки и расставлял их на книжных ящиках.

На другой значилось: «Вика-ежевика, лет до ста живи-ка, а по энтим-то годам, может, я чего издам. Любимой кукушке от безголосого, но преданного петуха В. Башунова. 31.05.79».

- Когда-то я писала статью про поэзию Алтая, там был большой кусок про Володю, как раз на нем она и лежала открытой. И тут случись моя младшая сестра Лариса. Когда я вернулась к работе, смотрю, а у меня там все ее рукой исписано. Я, например, пишу: «С моей точки зрения (и тут вставочка – «кукушки»), Башунов (опять вставка – «любимый петух»)…». И так вся статья тщательно поправлена на манер басни Крылова. Поскольку это было очень остроумно, я рассказала Володе, а потом это стало темой нескольких надписей. Было еще такое: «Кукушке W от петуха W, в сторону которого она уже не кукует, с того он в рифму почти не кукарекает. Обнимаю, Башунов. 26 окт. 04». Я так полагаю, все это были ненавязчивые намеки, мол, чего не кукуешь-то?! А он нуждался, чтобы его творения разбирали. И не в том смысле, чтобы фимиам курили, а предлагали какой-то аналитический разбор. К сожалению, при его жизни я ему отдельной статьи не посвятила, но сделала это по его смерти.

Владимир Мефодьевич Башунов родился в 1946 году в Турочакском районе Горно-Алтайской автономной области. Писать начал рано. Первое стихотворение опубликовано в 1963 году в областной газете «Звезда Алтая» (Горно-Алтайск). Позже его стихи печатали не только в Барнауле и Москве, но и в Венгрии, Болгарии, Чехословакии, переводили на украинский, алтайский, казахский языки. Всего он выпустил десять поэтических сборников и три детские книги. Умер в ночь с 20 на 21 февраля 2005 года.