В объективе — Арктика. Барнаульский фотограф снимал белых медведей и моржей

Евгений Борисов известен как бизнесмен, спортсмен и общественник, руководитель фонда Алексея Смертина. А последние восемь лет он ещё и успешный фотограф. С фотопутешествиями Борисов объездил немало экзотических стран, а в конце лета вернулся из экспедиции по Арктике. Евгений традиционно привёз оттуда несколько фотошедевров, а также пищу для размышлений учёных и экологов. 

Навести порядок на Севере

— Евгений, как я понимаю, поездка на Север отличалась от ваших обычных путешествий?

— Да, это была экспедиция «Российская Арктика» по Таймыру. Меня в неё пригласил коллега-фотограф из Красноярска Михаил Вершинин. Он к этому готовился год, даже собрал специальное транспортное средство на воздушной подушке — тримаран. Ехали командой — капитан судна из Красноярска, руководитель экспедиции и со мной ещё два фотографа из Новосибирска и Москвы, которых я пригласил. Подготовились основательно, утеплились. Ночью там было около нуля, днём плюс 3–5 градусов, оптимальная погода, льда на воде ещё нет. 

— Экспедиция всё-таки предусматривает научную работу, а не просто фотосъёмку?
— Да, мы взаимодействовали с Таймырским заповедником, они попросили нас посчитать популяцию моржей и белых медведей, мы предоставили фотоотчёт. Вообще, нашей целью были снимки белого медведя и миграции северных оленей. Но массовую миграцию поймать сложно. В итоге мы оставили тримаран там, чтобы в следующем году поехать ещё раз и снять миграцию с коптера или лодки, чтобы в кадре было 5–10 тысяч оленей. 

Ещё одна научная сторона экспедиции появилась неожиданно. На берегу острова Преображения мы обнаружили мёртвую медвежью семью — маму и двух медвежат. Когда осмотрели их, поняли, что смерть естественная. На голодную не похоже, потому что медведица была упитанная. Вероятнее всего, отравление. На арктических островах много брошенных метеостанций, где ещё хранятся бочки с топливом, химическими веществами. Медведи вполне могли их попробовать. Так что хотелось бы поднять эту тему, достучаться до ответственных лиц, чтобы навели порядок в российской Арктике. 

Была ещё одна грустная история, которую уже освещали федеральные СМИ. В реке Хатанге мы увидели больше тысячи мёртвых оленят, трех-четырехмесячных. Со слов местных жителей, такое было впервые. Почему — есть три версии. Первая связана с пожарами в Якутии. Вторая — почему-то миграция началась раньше, а оленята ещё были слабыми. Третья — из-за потепления было много оводов, возможно, животные спасались от них в воде и погибли из-за переохлаждения. На самом деле причина не столь важна, важен факт.

— Сколько насчитали моржей и медведей?

— Численность снижается. У одного мыса видели около двухсот, у другого меньше. Наш руководитель был в подобной экспедиции несколько лет назад, на первом мысе тогда их было больше. Идёт глобальное потепление, животным тяжелее выживать, когда мало льда. Медведей на трёх островах видели порядка двенадцати. Трёх удалось поснимать, остальные убегали. А эти трое проявили к нам интерес, может, чуяли мясо оленя, которое у нас с собой было. Снимали их с воды, когда они находились на берегу. К одному подплыли метров на 15, было тревожно, так как он мог прыгнуть на нас, но всё обошлось. Ещё снимали оленей и овцебыков, они перемещались небольшими группами. Однажды по воде вплотную удалось подплыть к переплывавшим реку оленям. На обратном пути останавливались, делали засидку, чтобы на берегу поснимать оленей на выходе с переправы. 

— На одном видео в вашем Instagram вы ходите рядом с большим количеством лежащих моржей. 

— Это мыс Цветкова, наша первая остановка. До него шли около трёх дней круглые сутки, меняли друг друга за управлением. Пока позволяла погода, надо идти. Вообще, моржи везде вели себя по-разному. Где-то они нам даже не позволяли подойти к берегу, сразу прыгали в воду. А тут спустя час-полтора они привыкли к нашему присутствию, мы могли, пригнувшись, к ним подойти. Их было около двухсот, лежали кругом — мелкие внутри, крупные по бокам. 

— Не страшно было подходить близко, даже гладить их?
— Все-таки я спортсмен, надеюсь, что в случае чего буду быстрее моржа весом в полторы тонны. Большую опасность представлял даже не тот, кого гладишь, а его соседи. Они могли быть против, чтобы в их жизнь так вмешивались.

От Хатанги, это одно из крайних поселений на севере с численностью около трёх тысяч человек, участники экспедиции в течение 13 дней прошли 1600 км. С собой брали топливо, запасной двигатель, запчасти. 

Представить, что хочешь

— Сколько фото вы в итоге привезли из Арктики?

— Кадров может быть сколько угодно, вопрос, каким количеством ты доволен. Хорошее фото — то, за которым есть какая-то история, которую хочется разглядывать больше пяти секунд. После разбора материала я получил галерею из фото оленей, моржей, овцебыков и медведей, порядка 15–20 фото каждого. Из них очень доволен парой фотографий. 

— Перед тем как снимать определённых животных, узнаёте об их повадках, образе жизни?
— Скажу больше: года четыре назад я начал визуализировать то, что бы хотел снять. Во время первой поездке в Бразилию представил себе идеальное фото, которым был бы удовлетворён: ранний утренний тёплый свет, расслабленное животное на дереве со свисающими лапами. Потом стал смотреть, где это воплотить, узнавал повадки животных, разговаривал со знающими людьми, озадачил их, чтобы найти такое. Получается своего рода постановочный снимок живой природы. 

В Арктике я тоже так делал. Понимал, что хочу фото медведя в хорошем контровом свете — получилось, пусть и далековато. Ещё хотел снять оленя, который выходил бы на берег и в контровом свете начинал отряхиваться, чтобы брызги летели. Причём эта картинка визуализировалась уже в процессе экспедиции — и тоже снимок получился. Ещё планировал сделать фото бегущих оленей с языками на бок, тоже снял, после нескольких часов в засидке. 

— В засидках много времени проводить приходится?

 — Руководитель нашей экспедиции однажды 35 дней провел в засидке в ожидании снежного барса, но так его и не снял. У меня терпения столько нет, поэтому чем-то похвастаться не могу. Фотографирование для меня всегда было в первую очередь путешествием и эмоциями. И поначалу хотелось побывать как можно в большем количестве мест. Сейчас наоборот. В следующем году я поеду в Хатангу ради одного фото — той самой миграции оленей, планирую потратить на это две-три недели. 

— Чтоб вы понимали, как фотографы дикой природы работают: в сентябре я был в Кислухинском заказнике с егерем, смотрели место, чтобы снять токование глухаря, которое будет в марте. Изучали, где лучше расположиться, как падает свет, откуда лучше подъехать. 

Везде свои правила

— По России вы же не так много путешествуете?
— Да. У меня была цель — проехать крайние точки мира, пока есть силы и возможность. А уже когда буду старше, ездить по России. Но пандемия план скорректировала, поэтому я уже несколько раз был на Камчатке, теперь — в Арктике. Одно из фото с Камчатки вошло в десятку лучших фото Российского географического общества. Правда, я его заявил не в ту номинацию — отправил как пейзаж, а на снимке песец стоит на скелете кита, а это другой жанр. 

— Если не считать различий в животном мире и климате, съёмки в России и за границей отличаются?

— Разница в правилах. В национальных парках Африки, например, нельзя выходить из машин, потому что это опасно, запрещено поднимать в небо коптер. Ещё нужно уезжать со стоянки не раньше рассвета и возвращаться до заката. Но у нас, как правило, все сюжеты для снимков разворачиваются как раз в это время, днём животные отдыхают. Поэтому стараемся что-то придумывать, чтобы не нарушать правил. 

— Вы ведёте статистику, в скольких странах уже побывали? 

— Путешествую с камерой я с 2013 года, впервые побывал в Боливии. Был в Норвегии, Гренландии, Исландии, Новой Зеландии, многих странах Азии и Европы. В Африке проехал государства от экватора и на юг — Замбия, Зимбабве, Ботсвана, Намибия, Кения, Танзания, ЮАР. В Южной Америке был в Бразилии, Аргентине и Чили. В Северной Америке не был, хотя поездка была запланирована и даже оплачена, хотел поснимать Луизианские болота в Техасе, гранд-каньоны. Вообще, сейчас приоритет у меня сместился с пейзажной съёмки на дикую природу. 

— Почему?

— Многие думают, что пейзаж — это легко, на деле это один из самых тяжёлых видов съёмки. Ранний подъём, ожидание света, поиск ракурса и так далее. А ещё сейчас от съёмки животных и птиц я получаю больше эмоций, к тому же снимки требуют меньше времени на обработку. 

В свою коллекцию

— Какова судьба всех этих фото?

— В первую очередь для меня это трофей, как у охотника. Но не так давно меня убедили, что для роста нужно участвовать в выставках. Я начал подавать заявки и выигрывать, что приятно. Пришло понимание, какие фото несут выставочную ценность, какие нет. У меня есть снимок отдыхающего ягуара — крутой, но не выставочный. Зато я случайно снял в Танзании разборки двух кланов бегемотов — они дрались и разрывали младенца-бегемота. Этот снимок занял второе место в Монако. Жуткое зрелище, но такое фото может удивить, вызвать эмоции. 

— Я понимаю, как зарабатывают свадебные фотографы. Как можно заработать на съёмке живой природы?
— У меня есть друг Даниил Коржонов, один из лучших пейзажных фотографов страны. Он большую часть средств получает даже не от продажи фото, а от того, что снимки у него воруют. Заключил договор с европейским агентством, которое это отслеживает, наказывает за это. Ещё он продает фотографии, недавно у него была персональная выставка в Дубае, шесть снимков купили за полторы тысячи долларов каждый. Вообще, снимки, формат работы и всё остальное тех, кто заточен на продажу, отличаются. В моём окружении люди в первую очередь любят путешествовать, заработок не в приоритете. У меня, честно скажу, сейчас нет задачи монетизировать свои фотопутешествия. Просто, когда получаешь определённую известность, фотография начинает работать на тебя. Например, у меня вышел альбом, посвящённый Горному Алтаю. Я его не планировал делать. Но люди сказали: «Хотим, заплатим, делай». Я сделал, они выкупили большую часть тиража. 

— У вас снимки не воруют?

— Нет. Если и воруют, то я не знаю. Я не такой раскрученный, не особо представлен в соцсетях. Instagram начал вести год назад и то потому, что друзья попросили, сказали, что хватит фото в компьютере держать. 

— Неужели нет если не финансовых, то хотя бы творческих амбиций? 

— Я долгое время не хотел никакого пиара. Реализовал себя как спортсмен и бизнесмен, амбиций быть известным фотографом не было. 

А отснятый материал может пригодиться и через десять лет. Жизнь меняется, пейзажи тоже. Я фотографировал ягуаров. А на следующий год в этих местах были колоссальные пожары, и зверь ушёл, в течение двух-трех лет туда не вернётся. Снимал редкого белого носорога. Сколько он ещё будет на нашей планете, неизвестно. А материалы есть и будут востребованы. 

Не рискнешь — не снимешь

— Вы, вообще, как пришли в пейзажную съёмку?
— Ещё в детстве папа учил фотографировать. Потом увлечение ушло, не было средств, времени, возможности. А когда это всё появилось, я вспомнил о фотографии. Как бизнесмен я тут же выстроил план. Сначала постарался получить всё, что можно, в Барнауле, потом в России, мире. У меня есть четыре-пять учителей-фотографов, один из них барнаулец Владимир Вдовин. У него получил первые уроки, начинал реально с азов — что такое объектив, диафрагма, выдержка. Потом узнал, кто является лучшим в мире пейзажным фотографом — это Юрий Пустовой. Учился у него, потом поехал с ним в Боливию. Так и пошло. 

— До Боливии отсюда далеко. А где на Алтае можно сделать классные фото?

— Везде. Фото складывается из многих аспектов — свет, ракурс, погодные условия. Вообще, при съёмке любых объектов, территорий местных фотографов переплюнуть сложно. Они чаще там бывают, у них больше времени и возможности найти удачный кадр. 

Конечно, иногда может повезти и гостю, но если мы говорим не про единичный снимок, например хотим заказать альбом, то делать это нужно у местных фотографов. У меня есть товарищ-фотограф Сергей Усик, он 17 лет живёт на Телецком озере. Ну кто это озеро лучше его снимет? А вообще, я сейчас уделяю внимание ракурсу, стараюсь снимать так, чтобы вызвать эмоции от тех мест, которые вроде бы всем привычны. Все уже видели Марс в Горном Алтае, но не все видели его в грозу или сверху.

— С Марсом понятно. А снимать тех же тигров и ягуаров не страшно?
— Вот опять же пример из последней поездки. В Арктике самой экстремальной оказалась съёмка не медведя, а овцебыка. Дело было на острове Бегичева. Там стоял какой-то брошенный трактор, я решил забраться туда, подумал, что будет классный ракурс. Но не рассчитал, что у вожака стада гон, он гонял по острову своих «девчонок». Как только я пошёл к трактору, он побежал ко мне. Я споткнулся, упал, было реально страшно. Бык метров за 15 до меня остановился, фырчал, рыл землю копытами. Видимо, понял, что я угрозы не представляю и можно ограничиться предупреждением. Конечно, ни одно фото не стоит жизни и здоровья. Но и хороший снимок не сделаешь, если чуть-чуть не рискнёшь.