Анатолий Бороденчик: в числе первых встретить врага, дважды умереть на бумаге – и все-таки выжить

В редакцию «Вечёрки» пришел посетитель со шкатулкой, полной орденов и медалей, с портфелем документов и фотографий, фронтовыми картами Чехословакии. Привело Евгения Бороденчика чувство долга перед отцом-фронтовиком Анатолием Семёновичем и ответственности за память о том, что он вместе с сослуживцами сделал.

Через огонь и пытки

«С 22 июня 1941 г. 126-й отдельный противотанковый дивизион 62-й стрелковой дивизии, которая входила в состав 5-й армии, вступил в бой с немецко-фашистскими захватчиками. В августе 1941 г., командуя батареей 126-го отдельного противотанкового истребительного дивизиона, в бою под станцией Рыхальская Новоград-Волынской области, уничтожил батальон немцев и восемь немецких танков», – описывал фронтовик начало своей войны.

Этот вклад в общее дело командование оценило – бойца представили к ордену Ленина, который так и не занял место на груди Бороденчика: дивизию практически полностью уничтожили, а его взяли в плен.

- Отец рассказывал: «Две недели там был. Понял, тут не выживем – пока силы есть, надо бежать. Собралось человек 10-15, из них один моряк. Когда ночью ринулись, наткнулись на плотные проволочные ограждения. Он с разбегу бросился на них, чтобы телом прорвать, повис, так его и расстреляли. Большая часть погибла, всего несколько человек ушли», – вспоминает Евгений Анатольевич.

К своим выходил с товарищем долго. Дошли до линии фронта. Впереди болото, сзади – немецкие мотоциклы. Залезли в трясину и по кочке на голову надели. Те покрутились-покрутились, да поехали. А последний стал разворачиваться и пустил длинную пулеметную очередь по воде. По звуку, который безошибочно определит ухо стрелянного бойца, понял – в друга попало. Не ошибся. Вытащил его мертвым и понес к своим. Это была весна 1942 года.

Потом ждала беседа со СМЕРШем о жизни в немецком концлагере. От нее сохранился фрагмент:

«...Сами же военнопленные, под охраной, уносили мертвого и бросали в ими же приготовленную большую яму. Тело замученного не забрасывали землей до тех пор, пока яма не наполнялась. А она наполнялась быстро. Умирало в сутки не менее 200-250 человек. Тогда яма закрывалась и обделывалась так, что в ней как будто похоронен один. Сверху под углом втыкалась палочка, на которой была прибита дощечка. На дощечке было написано: умер такой-то, такого-то года рождения, тогда-то – и больше ничего. А в одной яме – не менее 300 человек».

Жить хотелось

Самые страшные для Анатолия Семёновича бои ждали в конце войны.

«Уже шел апрель 1945-го. У озера Балатон (Венгрия) прорыв крупных танковых соединений вермахта с участием «Тигров», в том числе королевских. Надо было сдержать рубежи. Это был самый трудный бой. Чувствовали: вот-вот Победа. Уже никто не хотел умирать, всем жить хотелось», – вспоминает рассказ отца Евгений Бороденчик.

Дома его ждали семь лет. Первая похоронка пришла в 1941 году. Жена не плакала, не верила, что погиб, не такой он человек. В 1943-м вторая – тогда точно поняла: живой.

…Семья жила в деревянном двухэтажном доме на ул. Анатолия, он и сейчас там стоит. Шел 1946-й. Было тепло, дождик моросил. Мама Евгения Бороденчика пошла на колонку за водой через дорогу. Вдруг подходит человек в плащ-палатке, с надвинутым капюшоном и с чемоданчиком в руке:

- Хозяюшка, давайте донесу ведро?

- Ну ладно, – говорит женщина. Ей не до незнакомца – дома уйма дел, голова о своем болит.

- Какой дом?

- Да вот, 16-й, – несколько удивленно отвечает женщина. Он что-то хмыкнул, а у нее сердце кольнуло. Идет не оборачивается, затаилась.

- А квартира?

- Ну, шестая…

Сзади молчок, а потом:

- Таик, не узнала?

Очнулась уже в доме, как попала туда, и не помнит.

Бороденчик-старший всегда жил по законам войны. Считал, если идти, то до конца. Как-то под Новый год сломал ногу. Она стала неправильно срастаться. Что делать? Снова ломать.

- Этот случай мама рассказывала, – улыбается сын фронтовика. – В день операции отец шутил, балагурил. Когда врач предложил новокаин, ответил: «Оставьте больным, а мне так ломайте». Вот каким был. Я много людей повстречал, но таких по степени мужества не видел. Умер он 22 марта 1980 года от рака легких. Был совсем плох, лежал слабым, а потом вдруг стал подниматься. Мама его за плечи: «Толик, лежи, лежи». А он полушепотом: «Таик, Таик, подожди. Солдаты умирают стоя».

Как отец

- Он сделал мою судьбу, всегда был и остается для меня идеалом настоящего солдата, мужчины. Я и свою жизнь старался делать с него, – признается Евгений Анатольевич. – С детства мечтал быть военным. Правда, он хотел, чтобы я стал морским офицером и обязательно подводником. А я тайком подал документы в Новосибирское военно-политическое училище. По его стопам начал боевой путь – отказался от предложения поехать в Венгрию и отправился на Дальний Восток, где он начинал.

У самого Евгения Анатольевича вся грудь в медалях, но боевых нет. Воевать он хотел – несколько раз писал рапорт с просьбой отправить его в Афганистан. Сначала игнорировали, а потом разорвали бумагу со словами: «Твой батя за себя, тебя, своих внуков и правнуков отвоевал. Мать его семь лет ждала, теперь тебя ждать?». Теперь, когда Анатолия Семёновича нет, его сын обязательно в День Победы встает в «Бессмертный полк».

- Идешь и чувствуешь – действительно помнят. Ощущаешь скорбную сдержанность, редко услышишь что-то резкое, залихватское, есть впечатление единения, – делится Евгений Бороденчик. – Вроде полк бессмертный, а смертных сплачивает. Дай Бог, чтобы он остался. Если не будем помнить – пиши пропало.

Евгений Бороденчик: «Когда служил в Германии, довелось увидеть заместителя фюрера Гесса в тюрьме Шпандау. Кряжистый, немного сгорбленный, ежик седоватый на голове, лицо с крупными чертами. Проходя мимо – а я был в форме – он поднял глаза. Это было как два ствола, полных оглушающей ненависти. Если бы его воля, он бы меня разорвал. Я понял, с каким врагом они воевали».