Лёлькина весна: 125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам...

От фашистской блокады Ленинград был освобожден 27 января 1944 года. Ольга Глушкова в это время уже жила в Барнауле – из осажденного города ее эвакуировали на Алтай с отцом.

Самое страшное пережили

- Я как вспомню – весну дождались, на Волково кладбище ходили, одуванчика корни копали. А где еще, у нас же Тамбовская улица вся асфальтированная! Три остановки до кладбища, там одуванчики растут. Полную сумку накопаем, пожарим их на олифе...

Так вспоминает Ольга Петровна Глушкова весну в своем родном городе. В Ленинграде 1942 года.

Тогда ей было 12 лет. Из четверых детей в семье – старшая. Мама дома с младшими ребятишками, папа работает, бабушка старенькая, а Лёлька мамино пальто наденет и ходит куда надо: за водой на Лиговку, черпать из люка кружечкой, за хлебом в булочную с талонами для всей семьи.

- Самое страшное мы пережили, – вспоминает блокадница. – В 1941-1942-м была самая страшная, самая голодная зима. В сорок третьем уже в январе кольцо пробили и помаленьку доставляли продукты, но мы тогда уже выехали из Ленинграда. Бывало, что день-два не могли выкупить хлеба, потому что вредители забивали песком трубы в пекарнях. А хлеб-то! Вы бы видели этот хлеб! Чего только не намешано! И отруби, и опилки... На семь человек – вот такой кирпичик хлеба. Я приношу весы и развешиваю: папе – 250 г, нам – по 125 г как иждивенцам. Разрежешь на маленькие кусочки, макаешь в соль, стакана три-четыре воды выпьешь и вроде как сытый. Утром просыпаешься – у всех водянка, ноги опухшие. Или станешь скелетом, из двух одно. Как в стихотворении: «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам» – вот это истина.

Не утонут, так задохнутся

«А меня Господь бережет всю жизнь», – говорит Ольга Петровна и вспоминает, как ходила за хлебом и чуть было не лишилась и еды, и карточек. Карточки давали на декаду, и при утере они не восстанавливались, поэтому эти бумажки были на вес золота.

- Ходила я в булочную через дорогу, – продолжает пенсионерка. – Еще в очереди заметила мужчину с женщиной, как они на всех поглядывали. Я получила хлеб, пошла. Иду – они за мной, двое. Меня обогнали и зашли в подъезд. Сообразили, что через арку можно только в мой подъезд попасть. И тут навстречу мне выходит бабушка из соседнего номера. С бабушкой-то я задержалась, а потом развернулась и пошла к дяде. Рассказала ему все, тот говорит: «Молодец, посиди пока у нас». Обратно он проводил меня. Конечно, те двое уже ушли. А то бы меня поймали в подъезде, все отобрали бы, и все семь человек стали бы покойниками.

Уберегла судьба 12-летнюю Олю и от бомбежек. Рядом с ее домом был дом графини Паниной – до войны кинотеатр, а в войну штаб ПВО, немцы целились в этот дом, а попадали по соседним.

- Как тревога, всех загоняют в бомбоубежища. А они только называются так, на самом деле никакого бомбоубежища в домах не было, обыкновенный подвал, где проходили трубы – канализация, вода. Кирпичей наложат, доски сверху, чтоб люди заходили и сидели. Помню, пошла я на Обводный канал, вдруг тревога. Все к домам прижимаемся, я смотрю: летят по нашей Тамбовской, бросили бомбу – дом, как коробочка, рассыпался. Дружинники раскапывают его. А там в подвале люди. Если лопнули трубы – значит, утонут. А не утонут, так задохнутся. И мы потом не стали ходить в подвал: разбомбят дом, так какая нам разница, где помирать? Выйдут люди толпами, стоят в воротах, а в подвал не ходят.

«Ты дома!»

Мама умерла в феврале, бабушка – в апреле, сестренка – в начале августа. Братьев забрали в детский дом. А 12 августа появилась возможность уехать из блокадного города. Пока отец был на заводе, пришел нарочный (курьер), передал Лёльке распоряжение: «Фалов Пётр Иванович командируется в город Барнауль» – именно так, с мягким знаком, это воспоминание прочно осталось в памяти блокадницы. Ехали отец и дочь Фаловы с первым оборудованием для котельного завода. 1 сентября прибыли на Алтай.

- Меня пришла двоюродная сестра провожать, и я говорила: «Ты знаешь, мне кажется, я никогда больше не вернусь в Ленинград», – вспоминает Ольга Петровна. – И вот мы ехали, бомбили нас...

Чутье немного подвело: жить в родном городе Ольге действительно больше не пришлось. Но в гости к друзьям и родственникам она ездила с 1956 года. В последний раз по родной улице гуляла в 1998-м. Заходила в свой двор на Тамбовской, 67. К маме и бабушке на могилу на Волковом кладбище – том самом, где девчонкой она копала одуванчики. «Их хоть в ящиках, из фанерочек сбитых, а не в гробах, но похоронили по-человечески», – говорит блокадница.

- Когда только приехали сюда, поселили нас с папой за дрожзавод, на улицу Мамонтова. Одна кровать железная на двоих. Папа пешком на работу ходил. На Ленинском сплошь деревянные дома. Тротуар тоже деревянный, из досок сколоченный. Росли сосны – Дунькина роща, стало быть, – а за ними горбольница. По Ленинскому – голимый песок и вот эти доски... Сейчас-то, ребята, какая красота! А как заняться нечем – сижу вспоминаю те годы, встречаемся с другими блокадниками на Мемориале Славы, у ленинградской земли. Когда я не могу пойти на встречу, мой правнучек приносит туда цветы...

Ольга Глушкова: «Я Барнаул люблю. Бывало, поеду в Ленинград в гости, десять дней мне достаточно, хочется домой. Мне говорят – куда «домой»? Ты же дома! Нет, я домой, в Барнаул, скучаю по нему».