Николай Гаверский (в центре): «Любовь к искусству не чужда и рабочим людям, поэтому мы постарались изобразить картину «Охотники на привале» максимально точно».
Фото из архива семьи Гаверских
Фото из архива семьи Гаверских
Судьбы спасла дважды
Разговорчивым в семье бывших малолетних узников концлагерей оказался лишь глава семьи, Елизавета Яковлевна о том времени ничего не запомнила, а со слов матери рассказывать постеснялась.
- Нас погнали в Германию из Кировоградской области в 1943 году, – рассказал Николай Петрович. – Везли на телегах стариков, женщин и детей, где-то километров через 100 остановились на ночлег: орущую ораву нужно было накормить. Караулить особо нас не стали, куда бежать в ночь да со скарбом? К тому же полицаи перепились, тогда моя старшая сестра Оля, никому ничего не сказав, убежала. Искали ее неделю, срывая злость на остальных, но так и не нашли. Только после войны мы узнали, что сестра вернулась на Украину.
Будущих рабов привезли в один из концлагерей Польши. Дети выгружали из вагонов камни и кирпичи сначала на платформу, а с нее на телеги, одна из которых переехала мальчику ногу, где до сих пор остался шрам. В это время часть женщин выкапывала на полях замерзшую картошку, которую пленные и ели. В лагерь согнали людей самых разных национальностей, но мальчик запомнил, что французов держали отдельно и относились к ним немного мягче. Охраняли пленных с собаками, бывало, и травили их на людей, если появлялась информация о готовящемся побеге.
- Из Польши нас угнали в Германию, но в бараках мы жили недолго. Как поспел горох, выгнали всех в поле и сказали, кто хорошо поработает, тот и поест хорошо. Я так и рвал: один стручок в корзину, два – в рот, а вечером так живот скрутило, еле отходили. Фашисты меня обзывали свиньей за то, что хоть раз наелся досыта, – продолжает Николай Петрович. – Через месяц нас отправили к хозяйке, на поселение. Мать работала на хозяйстве, я боронил, ведя в поводу лошадь. Как-то мне выделили пару лошадей, они испугались выскочивших из-за забора коз, понеслись, и одну зацепило бороной. Хозяйка меня так била, что я сознание потерял, убила бы, если б не заступился ее муж. Через две недели эта лошадь сдохла, меня бы точно прибили насмерть, но к этому времени подошли американцы и всех пленных освободили. Мы ждали отправки домой в пяти километрах от Балтийского моря, с пацанами бегали на невиданную воду смотреть. Первых пять тысяч пленных загрузили на баржи, но они так никуда и не ушли, разбомбили их фашисты, несмотря на белые флаги. Так что дважды со мной смерть ходила рядом, но помиловала.
Вместо допросных учебные классы
Худых и слабых узников трудовых и концлагерей отправили не на родину, а по большей части в Сибирь и Казахскую ССР. Николая Петровича с матерью выслали на спецпоселение в Троицкий район Алтайского края.
- Я был такой доходяга, что на лесоповале отработал всего два дня, – рассказывает Гаверский. – Мои напарницы из местных пожаловались, что я на ручной пиле по большей части висел, а не работал. Тогда меня пристроили в плотницкую бригаду, еще и столярничать научился. Когда в 1951 году началось строительство здания КГБ на пр. Ленина, 40, я перебрался в Барнаул. Рыл и котлован, и полы настилал, строгал оконные рамы и двери. Люди в нашей спецпоселенческой бригаде были самых разных национальностей. Пять лет работал на этой стройке, хорошо помню зал заседаний на третьем этаже, где я пол шлифовал до посинения, и камеры размером метр на два с крохотными окнами, затянутыми металлической проволокой с зазором 12 миллиметров. Там еще задняя стена была выложена в пять кирпичей, чтобы пули не пробивали. С самого подвала доверху все здание облазил, хорошо помню день, когда умер Сталин: мы крышу крыли, а вниз по проспекту к Оби шуровала вода.
Елизавета Гаверская, у которой на этой стройке отделочницей работала мама, вспомнила, какой шорох навел Никита Хрущёв, решив, что Барнаулу мединститут нужен больше, чем спецкомендатура для чекистов.
- Мама рассказывала, как в срочном порядке эти пять расстрельных камер переделывали на подвальные клетушки, – вспоминает Елизавета Яковлевна. – Я как раз в это время познакомилась с Колей, который сдавал ключи прорабу от всего здания. Он к этому времени выучился на шофера, был на все руки мастер и даже шабашил по выходным дням, чтобы быстрее для нас квартиру заработать.
Без чувства юмора пропадешь
- Я человек закаленный, можно сказать, проспиртованный, все-таки почти четверть века отработал в аптечной сети, – шутит Николай Петрович. – А если серьезно, то когда нашу бригаду расформировали, пришлось сменить не одно место работы, чтобы содержать семью. Работал столяром в краеведческом музее, сколько сотен рамок сделал дубовых и ясеневых, уже и не упомню, а еще выставочных витрин да кучу всяких деревянных штуковин, нужных в работе. А потом до самой пенсии трудился столяром в аптечном управлении Алтайского края, ездил по командировкам, оборудовал аптеки витринами и прилавками. Деревообрабатывающих станков уже тогда было много, а шлифовали все равно вручную. В общей сложности родине я отдал почти 60 лет трудовой жизни. Но и сам был не промах, честно скажу. Совсем недавно сдал охотничье ружье, до последнего ни одну охоту не пропускал.
Елизавета Яковлевна, пока не заболели ноги, трудилась зарядчицей на меланжевом комбинате, обслуживая за смену по 20 ткацких станков. До пенсии она работала в «Союзпечати» и на станции переливания крови. В счастливом браке, который длится уже 62 года, супруги воспитали двух сыновей, внука, внучку и помогают в воспитании двух правнуков.
6 августа бывший узник фашистского концлагеря, ветеран труда Николай Гаверский отметил 90-летие.