«...Ровно в четыре часа…»

Вечерний Барнаул

13 февраля 2019 18:23
Ранним утром 22 июня 1941 года три группы немецких армий («Север», «Центр» и «Юг»), насчитывающие свыше 5,5 млн человек, около 4,3 тыс. танков, 47,2 тыс. орудий и минометов, 4980 боевых самолетов, а также 192 боевых корабля, по трем стратегическим направлениям (ленинградское, московское и киевское) вторглись на территорию СССР.

Фото из сети Интернет

Без связи


В нападении на нашу страну участвовали 190 дивизий Германии и ее союзников. Еще 24 дивизии находились в резерве. Им противостояли 187 дивизий (численно дивизия РККА уступала немецкой) и 2 бригады приграничных военных округов, насчитывающие 3 млн 680 тыс. человек, свыше 38 тыс. орудий и минометов, 13,1 тыс. танков и 8,7 тыс. боевых самолетов. Северный, Балтийский и Черноморский флоты насчитывали 182 корабля и 1,4 тыс. боевых самолетов.

Из приведенных цифр видно, что, уступая по количеству личного состава примерно в полтора раза, мы по числу танков и самолетов кратно превосходили врага. Почему же тогда такие огромные потери и в технике, и в живой силе несет Красная Армия в первые месяцы (а особенно в первые недели) войны? По-моему, ответ очевиден – противник сильнее. Сильнее, несмотря на разницу в танках и самолетах не в его пользу.

Более того, на 1 июня 1941 года в танковых частях РККА насчитывается 59 Т-35 и 504 КВ, тяжелых танков, аналогов которым нет у немцев. По средним танкам мы примерно в два с половиной раза превосходим противника: 6640 советских Т-34, Т-28, БТ-7 и БТ-7М против 2426 немецких T-IV и двух модификаций T-III. А двум тысячам легких немецких танков противостоит наших – без малого шесть...

Но у вермахта – опыт победоносных сражений с армиями Англии, Франции, Бельгии, Польши. Сражений, в которых впервые в мире применена тактика «танковых клиньев», когда сотни бронированных машин стремительным броском проламывают оборону противника и устремляются вглубь его территории, громя оперативные тылы и перерезая коммуникации. Подобным умением еще не владеет ни одна армия, кроме немецкой. Ее танки имеют рации, на советских же радиосвязь предусмотрена только для командирских машин. Такая же картина – в наших авиационных частях, где рации установлены лишь на самолетах последних моделей.

Вообще, связь, вернее, ее отсутствие в частях РККА в первые дни войны явилась одной из главных причин столь сокрушительных поражений первого периода Великой Отечественной...

Полевые телефоны были основным (и чуть ли не единственным) средством связи в частях и подразделениях. Как и почему телефонные провода рвутся во время боя, объяснять, думаю, не надо.

Диверсионные подразделения немцев, переодетых в красноармейскую форму, заброшенные на нашу территорию, в ночь перед войной в основном и занимались тем, что резали телефонные и телеграфные провода, убивали посланных связных, вырезали штабы небольших подразделений.

Хаос, начавшийся с первых минут войны в полосе боевых действий, усиливался тем сильнее, чем дальше на восток продвигались немецкие танки. (Именно неумение защитить линии связи в ночь на 22-е – «развал управления связи» – и было одним из главных обвинений, предъявленных расстрелянному через месяц после начала войны командующему фронтом Дмитрию Павлову).

Положение усугублялось еще и тем, что первыми встретившие натиск военной немецкой машины полки и дивизии западных военных округов в значительной части были сформированы из местных жителей. Бывшие подданные панской Польши (а эти места стали советскими только осенью 1939 года), призванные в Красную Армию, отнюдь не горели желанием отдать жизнь за СССР.  Отсюда и огромное количество пленных красноармейцев – уходящие за горизонт колонны уныло бредущих людей в советской военной форме, конвоируемые веселыми парнями в фельдграу (основной цвет полевой формы германской армии), стали основным сюжетом всех немецких кинохроник с Восточного фронта.

Господство в небе


В первый день войны немецкие войска продвинулись на нашу территорию на 15-20 километров, а на некоторых участках фронта – до 50. А 56-й моторизованный корпус Манштейна, преодолев нашу оборону, углубился на 80 километров. Части Юго-Западного фронта, не имевшие связи ни между собой, ни с высшим командованием, отбивая одну за другой атаки противника, оказывались в окружении, без подвоза боеприпасов, без медицинской помощи раненым. Положение наших войск становилось все более безнадежным еще и потому, что поддержки с воздуха не было никакой: в небе безраздельно властвовали самолеты люфтваффе.

Вот что пишет о первом дне войны генерал-полковник Гальдер, бывший тогда начальником Генштаба Германии: «О полной неожиданности нашего нападения говорит тот факт, что самолеты противника стоят на аэродромах, накрытые брезентом… Командование наших ВВС сообщило, что за сегодняшний день уничтожено 850 самолетов противника… Целые эскадрильи бомбардировщиков без воздушного прикрытия истребителями атакованы нами и уничтожены…».

По разным оценкам, потери наших ВВС в первый день составили от 1300 до 1800 самолетов, причем основная их часть была уничтожена на земле. Такая же разница в цифрах потерь и у немцев: от 57 самолетов за весь первый день до 300, сбитых нашими летчиками, плюс 50 потерянных от зенитного огня. Взлетные полосы советских аэродромом были перепаханы вражескими бомбами, пылали и взрывались цистерны с бензином для самолетов. Даже исправные машины невозможно было в таком аду использовать для отражения вражеских атак. С первых часов войны немецкая авиация завоевала господство в воздухе (и держала его с переменным успехом до знаменитой битвы над Кубанью в середине Великой Отечественной).

Невероятный масштаб потерь первых дней войны объясняют кадровым голодом в высшем командном составе (репрессии, физическое уничтожение лучших командиров), а также безграничным доверием руководства страны к пакту Молотова - Риббентропа. Конечно, и это имело место быть. Но особое негодование вызывает у многих «упорное нежелание Сталина верить донесениям агентов советской разведки, еще за полгода до вторжения называвших в своих шифровках точную дату начала войны».

Помилуйте, точное время нападения на СССР еще за два месяца до рокового дня не знал и сам Гитлер. Только 1 мая 1941 года он назвал дату – 22 июня. За день до нападения о ней узнал и наш Генштаб, и сразу же в войска приграничных округов была направлена секретная директива, приказывающая всем частям и подразделениям в течение ночи на 22 июня привести войска в полную боевую готовность, приготовив к обороне все огневые точки. Вот только связи не было…

Лишь малая часть наших войск встретила немцев огнем. Но там, где это происходило, несмотря на неожиданность и военное мастерство, части вермахта с огромным трудом завоевывали километры нашей земли, обильно поливая каждый шаг на восток своей кровью.

Упомянутый ранее Франц Гальдер так написал об этих днях в своем дневнике: «…Теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а напротив, бросают все, что имеют, навстречу нашим войскам...».

Красная Армия, оставляя города и села Украины и Белоруссии, теряя ежедневно по десятку тысяч убитыми, ранеными, попавшими в плен, отступала на восток. Но это не было паническим бегством. Немцы еще и не догадывались, что на стратегии «молниеносной войны» уже поставлен жирный крест…

Неизвестные факты


Катастрофа под Бродами

Это танковое сражение (23-29 июня 1941 года) не упоминалось в советских военных справочниках. А между тем по количеству танковых соединений, принявших в нем участие, многократно превосходит многие другие военные операции, где были задействованы танковые части. В том числе и знаменитое сражение под Прохоровкой. Во всяком случае по числу потерь – несомненно...

На второй день войны командование Юго-Западным фронтом решает провести встречный контрудар по 1-й танковой группе фон Клейста, успешно преодолевающей сопротивление наших войск в районе треугольника Луцк – Броды – Ровно. Задействованы силы нескольких механизированных корпусов: 4, 8, 9, 15, 19 и 22-го. Ближе всех к противнику находится 22-й мехкорпус, остальным предстоит марш более чем в 300 километров. Во всех корпусах насчитывается почти 3700 танков (правда, большинство из них – скорее, танкетки со слабой броней и малокалиберной пушкой).

Но и у немецких генералов Рундштедта и Клейста нет танков, сопоставимых по возможностям с КВ и Т-34, да и в количественном отношении противник уступает в пять с лишним раз: 9, 11, 13, 14 и 16-я танковые дивизии вермахта насчитывают 628 танков разных типов. Однако создать ударный кулак сразу из всех танковых корпусов у нашего командования не получилось.

Пока советские танки преодолевали расстояние в 300-400 километров, чтобы соединиться с 22-м корпусом, противник успел нанести ему существенные потери. Нехватку танков немцы успешно заменяли противотанковой артиллерией, снарядам которой не могла противостоять слабая броня наших БТ и Т-26 (их в 22-м мехкорпусе было больше всего).

Все время марша к месту сосредоточения наши корпуса подвергались непрерывным атакам с воздуха, оставляя подбитые машины на каждом километре пройденного пути. Десятки танков (особенно устаревших образцов) не выдерживали и выходили из строя с серьезными поломками. Один из корпусов – 15-й, – несмотря на все попытки командования, так и не смог преодолеть рубеж немецкой противотанковой обороны.

Героизм, проявленный нашими танкистами, не смог противостоять умению и расчетливости немецких командиров. Общие потери за неделю боев составили около 2500 танков (правда, половина из них – не подбитые, а поломавшиеся). Немцы, по разным данным, потеряли от 210 до 270 машин. Однако даже сокрушительный разгром помог нам выиграть в графике немецкого блицкрига одну неделю. Ее-то так не хватило гитлеровцам, когда Красная Армия перешла в зимнее контрнаступление под Москвой…

Николай Скорлупин.