Фото из архива Екатерины Алениной
Из России в Сибирь
По представлению четырехлетней девочки в Барнаул они переехали из России, хотя это была Пензенская область. Глава семьи всю жизнь плотничал по селам, трудовой книжки не имел, поэтому на большой заработок на стройке рассчитывать не мог.
- В 1933-1934 годах в Барнауле был такой голод, даже в войну мы кушали сытнее, чем в то время, – вспоминает Екатерина Ивановна. – Отец очень переживал, что не может обеспечить нас едой, ведь паек у него был очень скудным. Садимся вечером за стол, каждому выдают по кусочку белого и серого хлеба общим размером с ладонь, мама капает по 3-4 капли постного маслица сверху, посыпает солью, вот и весь ужин. Мама еще не работала, жили мы у тетки на ВРЗ, все шестеро в одной комнате, при этом ничего особенного в этом не видели, вроде так и надо. А выжили благодаря тому, что мама привезла с собой сундук с новыми вещами, которые продавала за горстку крупы.
Все для Победы
Все четверо детей семьи Алениных встали на защиту Родины, когда началась война. Братья ушли на фронт, один из них погиб в 1943 году, старшая сестра работала на ТЭЦ-1, школьница Катя с осени 1942 года пришла на станкостроительный завод, который стал ее единственным местом работы на 40 последующих лет.
- Нас зачислили в ФЗУ, выдали форму: тулуп и почему-то туфли, кормили два раза в день в столовой очень даже неплохо, – вспоминает Екатерина Ивановна. – Правда в фабричном училище мы только числились, на второй день мастер повел по цехам, чтобы определить, где и кто будет дальше работать. Я ростом мелкая, весу во мне 2,5 пуда, не больше, поэтому в патронном цехе меня из-за станка не было видно. А в инструментальном цехе работали сидя, туда и стали меня готовить. Станков на всех не хватало, их еще монтировали, поэтому мы собирались по пять-шесть человек вокруг «бабки», так назывался станок, и смотрели, что и как делает мастер.
Екатерина училась шлифовать матрицы под пули. Деталька мелкая, но нужно соблюсти шесть мерителей точности калибра.
- К нам в инструментальный цех матрица приходила после токарного цеха, шарошения (наждачная обработка. – Прим. авт.) и термического цеха, – продолжает Екатерина Аленина. – Я шлифовала внутреннюю часть матрицы, так называемую пульную поверхность. Норма была 50 штук, но я успевала, считаясь одной из лучших шлифовальщиц. На смену из дома брала с собой две-три сырые картофелины, в короткий перерыв вместе с подружками бежали в термический цех, где термисты нас встречали одним и тем же вопросом: «Что, цыплята, кушать хочется?». Они собирали у нас урожай и запекали в металлической корзине для обжига – вкуснее той картошки так и не ела. Это была вся еда на 12 часов смены, про чай говорить не приходилось. Домой возвращалась по темноте, чтобы добраться до улицы Профинтерна, где жила вместе с сестрой и мамой, сокращала путь через железнодорожную выемку. Зимой на попе вжух и внизу, потом карабкаюсь наверх, а если грязь, приходилось обходить через проспект Калинина, поскольку моста тогда не было.
В годы войны тепло и свет Барнаулу давала только ТЭЦ-1. Она обслуживала эвакуированные котельный и патронный заводы, вдобавок к уже работающим ВРЗ и меланжевому комбинату. Мощности на все заводы одновременно не хватало, поэтому заводы работали по графикам, чтобы продукция шла без перебоев.
Молодость помогла
- На продуктовую карточку работника завода я получала 800 граммов хлеба практически из одной сои, крупу, кусковой сахар и подсолнечное масло, – рассказывает Екатерина Аленина. – В магазинах можно было отовариваться только по карточкам, свободно продукты покупали на базаре. Как передовику, мне иногда давали стахановские талоны, по которым я питалась в столовой – это был настоящий праздник. Мы не думали, что делаем невозможное, молодых сил хватало на все. В том числе ходить в театр, где моя подруга работала в билетной кассе и оставляла билетик-другой.
Чаще всего Екатерина ходила в клуб меланжевого комбината, куда в годы войны переехал Днепропетровский драматический театр.
- Смотрела классику: «Павка Корчагин», «Анна Каренина», «Вишневый сад», – поясняет собеседница. – «Грозу» Островского помню до сих пор. Театр работал с девяти вечера, так что я успевала добежать после смены. Зал был всегда полным, правда, преимущественно женщинами. Цветов мы артистам не дарили, понятия такого в то время не было, просто хлопали. Я уже получала зарплату на заводе и могла купить себе одежду, еще нам иногда давали талончики на приобретение ткани. Первое мое взрослое платье было ситцевым, но очень красивым. Когда до Барнаула дошел ленд-лиз, от военкомата выдали такое красивое платье, каких больше не носила: на юбке 24 клинышка, цвет такой голубой-голубой. А на танцы я не ходила, вот на это времени у меня не было.
По рассказам Екатерины Ивановны, на месте нынешней площади Октября в военное время стояло единственное капитальное здание – клуб меланжевого комбината. Вокруг были деревянные дома с приусадебными участками, люди держали скотину и распахивали большие огороды. Иногда на площади можно было увидеть даже коров, которым удавалось выбраться из стойла.
- В конце войны я получила травму на станке, меня перевели на бумажную работу, – продолжает Екатерина Аленина. – Меня заметили сотрудники планового отдела, определили на курсы. Завершила я трудовой стаж уже в должности сотрудника отдела технического контроля (ОТК). Контроль во все времена у нас был очень серьезный. Я получала изделия и проверяла их качество, потом патроны отстреливали на полигоне, и в самом конце их принимали военные представители. Я очень рада, что молодое поколение добивается присвоения Барнаулу звания «Город трудовой доблести», надеюсь, что в этом гордом звании есть и моя небольшая заслуга.
За 12-часовую смену Екатерина Аленина отшлифовывала по 50 матриц для пуль – это двухдневная восьмичасовая норма довоенного времени. За четыре года работы она отшлифовала более 73 тыс. изделий.