На Суперфинале чемпионата России по шахматам, который завершился в Барнауле, было немало титулованных участников. Но не менее яркие фигуры были среди тех, кто участвовал в организации турнира. Например, комментатор Георгий Кастаньеда.
Рождение жанра
О жизни гроссмейстера Георгия Кастаньеды можно фильмы снимать. Родился в Советском Союзе, где начал играть в шахматы. В 1999 году уехал в Перу, где стал гостренером, руководил сборной, воспитал чемпионов. Потом вернулся в Россию и сейчас является старшим тренером Русской шахматной школы. А с недавних пор Георгий Хорхевич стал и комментатором. Встретились мы накануне одного из туров после единственного выходного в календаре Суперфинала.
— Георгий, какие впечатления оставил Суперфинал в Барнауле?
— То, что соревнования проходили здесь, неожиданностью не стало. Уже давно есть концепция выводить Суперфиналы за пределы Москвы. Но другое дело, как это будет реализовано. Я первый раз был на Суперфинале за пределами столицы, и реальность пока превосходит ожидания, видна большая работа. В день отдыха всех нас пригласили в театр на спектакль «Дядюшкин сон». Как я понял, его в этот день показывали специально для участников и оргкомитета. Бывают концерты на открытии, закрытии, но чтобы специально для нас организовывали спектакль, с таким ещё не сталкивался, а ведь за день такое не решишь. Это тоже показатель отношения к делу, координации.
— Здесь у вас неожиданно сложился комментаторский тандем с барнаульской шахматисткой Викторией Лоскутовой. Как с ней работалось?
— Легко. Начинал я тут один, а потом от принимающей стороны прозвучало пожелание, чтобы Вика стала партнёром. Это нормально, когда что-то ведут, комментируют мужчина и женщина, классическая история. Интересно, что представляем два поколения, ей — 20, мне — 48, два разных языка. У Виктории неплохо получается. Хотя я сам комментирую только второй крупный турнир подряд после командного чемпионата России в Сочи. У меня были проекты в интернете, но профессионально до этого никогда не комментировал. Хотя, конечно, я профессиональный тренер, в этом вопросе мне полегче.
— Как вообще становятся шахматными комментаторами, это же штучный товар?
— Вообще жанр комментирования шахматных турниров — это рождающаяся история. В первую очередь человек должен разбираться в вопросе. Кто-то открывает свои каналы, начинает частные проекты, кого-то приглашают, как в случае со мной. В мае работал в Сочи, сейчас в Барнауле. Думаю, это направление будет развиваться, на любом турнире с выходом в онлайн должен быть кто-то, кто своевременно и доступно помогает людям осмыслить то, что происходит.
— Воспитанников шахматной школы не учите комментировать?
— В каком-то смысле тренер своим примером, владением словом может подстегнуть к тому, что ученики начнут вести стримы, делать проекты, которые со временем перейдут в что-то большее. К тому же я всегда предлагаю ребятам объяснить свои решения, а это тоже развивает мышление и речь — всё это комментирование.
— Понятно, что всех игроков, кто приехал в Барнаул, вы хорошо знаете. Но как-то готовились к работе, делали какие-то записи?
— Специальных заготовок того, что буду говорить, нет. Конечно, всех знаю давно, а в последние дни перед стартом вышла обновлённая статистика, которую я использую. Единственное, что сделал специально, — провёл несколько онлайн партий, чтобы войти в игровой режим, поскольку я не действующий шахматист. Вообще, часто бывает, что люди комментируют при помощи специальных движков-программ. Ты вроде становишься умным, но на самом деле весь анализ делается за тебя. У нас такого нет, смотрим с позиции обычного игрока и зрителя.
— Комментировать шахматы сложно? Это же не бокс или футбол, где постоянно динамика.
— У нас одновременно 12 партий, и можно переходить от одной к другой, тем более сейчас, когда работаем с Викой в режиме диалога, получается что-то обсудить. Плюс мы видим не только доску, но и эмоции игрока, это тоже важная составляющая комментария. Можно говорить о турнирном положении, отвечать на вопросы. Да, бывает, что остаётся одна партия, и игрок полчаса думает над ходом. Тут, конечно, сложнее, не будешь все это время рассуждать о возможных вариантах. Но тоже можно что-то придумать. Главное, быть незанудным и интересным.
— Вы можете комментировать на нескольких языках. За границей к вам в этом плане интерес есть?
— Могу на испанском, на англоязычный проект я бы вряд ли согласился. С первого дня Суперфинала я специально сделал аккаунт на испанском языке в одной из соцсетей. В нём уже порядка 750 человек (по состоянию на середину турнира — прим. авт.) следит за происходящим здесь, думаю, это неплохое число.
Одна фамилия
— Вы больше десяти лет работали в Перу. Сейчас связь с Южной Америкой сохраняется?
— Конечно, я же перуанский шахматист, был старшим тренером сборной, сохранил отношения, слежу за тем, что там происходит. Да и было бы странно, если бы человек с фамилией Кастаньеда позиционировал себя отлично от этой страны.
— А российским шахматистом вы являетесь?
— Да, есть и российский рейтинг. Я сформировался как игрок здесь, работаю тут. Сейчас, кстати, сложно сказать, где у меня рейтинг выше. Лет пять назад точно бы знал, что там занижен, а в России получше. Но сейчас у нас не так много международных турниров, есть подозрение, что у многих наших игроков рейтинг ФИДЕ ниже, чем на самом деле.
— Наверное, в тысячный раз задам вам вопрос про фамилии. Писателю Карлосу Кастанеде вы не родственник?
— Даже не в тысячный, а в десятитысячный. Смотрите, Карлос Кастанеда — из Кахамарки, одного из священнейших городов инков. И моя бабушка из Кахамарки. Прямых родственных связей нет, но кто его знает.
— Но вы Кастаньеда, а он Кастанеда.
— Это одна и та же фамилия, просто в России от доброты добавили мягкий знак.
Цели и средства
— Однажды вы сказали, что не азартны, потому не игрок, а тренер.
— Да, в любой области игроком должен быть тот, кого увлекает процесс противостояния, для которого важен результат, иначе он не сможет побеждать. Мне после многих лет больше интересно некое созерцание, а не прямое участие.
— Разве не ждёте от своих учеников побед?
— Жду. Но когда тренер, учитель моложе, у него тоже амбиций больше, и победы первоочерёдны. Неслучайно большинство тренеров добиваются успеха на ранней стадии своего профессионального развития. А с возрастом начинаешь задумываться, что эта победа даст, нужно ли её добиваться любой ценой. У молодых тренеров и спортсменов таких сомнений нет.
— Подходы к работе в Перу и России отличаются?
— Перу — это страна контрастов, там большая разница в уровне жизни между разными пластами населения. И спортом на результат занимаются те, у кого минимальные стартовые ресурсы, — для них это социальный лифт, способ выйти на другой уровень жизни. В России не так. Плюс разный менталитет, разные культуры. В Перу я начал работать с 23 лет и до 35-36 реализовал все задачи, которые есть у тренера, — воспитал чемпионов мира, гроссмейстеров, бессчётное количество мастеров. В России в таком возрасте руководство сборной мне бы никто не дал.
— Какова сейчас ваша тренерская цель?
— Я много лет старший тренер русской шахматной школы. Цель — скорее сформировать институцию, говорить про развитие технологий, взаимодействие, координацию. Нет такого, чтобы я брал ребёнка с шестилетнего возраста и вёл его к шахматной короне. Это уже было, сейчас более глобальные задачи.
— В России есть проблема с тренерами по шахматам?
— Смотря каких. Есть тренер сборной, чемпиона мира, в детском саду или дающий индивидуальные уроки. Посмотрите объявления, там переизбыток предложений от тех, кто ведёт такие занятия. Другой вопрос, какой у них уровень, отследить это сложно. Я родился в Советском Союзе, в те времена, когда шахматы были на пике развития, не стоял финансовый вопрос, взаимодействие тренера и ученика основывалось на других принципах. Сейчас другое время, на ситуацию влияет денежный вопрос. Даже если где-то есть местные энтузиасты, готовые работать бескорыстно, возникнет момент, когда для развития надо будет приглашать специалиста со стороны, который на этих условиях уже тренировать не будет.
— А у детей интерес к шахматам есть?
— В финале официального первенства России участвует порядка двух тысяч детей, хорошая цифра. Родители позитивно относятся к шахматам, есть проект «Шахматы в школе». Вопрос в другом, они не должны быть обязаловкой. Никто не спорит, что заниматься полезно. Но шахматы изначально были игрой для взрослых, причём не для всех. У нас же последние годы они воспринимаются как развивашка для ребёнка, которая поможет в школе, разовьёт математический склад ума. Это не совсем так.
— Тогда в каком возрасте стоит начинать играть?
— Да хоть с двух или трех лет. Решать интеллектуальные задачи на доске всегда полезно. Но когда ребёнок начинает думать: «Я выиграл, я умный, а кто проиграл, тот дурак» — это плохо. Некоторые начинают рано, и к десяти годам уже так наигрываются, что бросают. Мы же в СССР только начинали в этом возрасте, и это было на всю жизнь. И те дедушки, которые до сих пор играют в парках, — из той же эпохи. Если бы взрослые открывали шахматы для себя и через этот интерес занимались бы со своими детьми, вот это было бы супер.
— Насколько важен для ребёнка ориентир? В том же футболе кумиры на каждом углу, детей манят популярность, зарплаты. В шахматах такого нет?
— В пятёрку наиболее популярных и часто упоминаемых видов спорта шахматы входят. Но важно понимать, что мир профессиональных шахмат не такой большой, и ещё меньше гроссмейстеров добиваются исключительных гонораров и других красивых историй. Лет десять назад в шахматы в мире играло 600-700 миллионов человек, сейчас, наверное, цифра приближается к миллиарду. При этом активный рейтинг ФИДЕ имеет порядка 500 тысяч, то есть совсем минимальный процент играет профессионально, из них лишь несколько десятков на топ-уровне. А второй момент — раньше любой школьник на одном дыхании мог перечислить всю советскую шахматную элиту. А сейчас назовёт Яна Непомнящего да Сергея Карякина. Мы выпали из мирового топа, это объективно. Поэтому и внимания меньше.
— Вы рассказывали, как вас в детстве привели к маститому тренеру, который сказал, что шахматист из вас не получится. Зато наставник в обычной школе вас взял, и что вышло, мы видим. Как увидеть шахматный талант и что это такое?
— Это вопрос профессионализма. Главное — видеть увлечение ребёнка, интерес к интеллектуальной деятельности, способность принимать решение, целеустремлённость, настойчивость. Причём проявляться это может по-разному. Кажется, что ребёнок рассеянный, витает в облаках. А он в это время мыслит такими креативами, что диву даёшься. Единого рецепта нет. Потому и шахматисты такие разные.
— Вы сказали, что шахматный мир небольшой. А он дружный?
— Шахматы — это индивидуальное противостояние. И люди здесь, повторюсь, разные. Вот в Барнауле играет Евгений Маер, мы с ним знакомы 40 лет. Долгие годы люди конкурируют, общаются, дружат. Но когда противостояние доходит до топ-уровня, общение может стать своеобразным. Есть в нашем мире люди, кто держится особняком, — яркий пример Бобби Фишер. Кто-то дистанцируется адекватно, кто-то не очень. Но все соблюдают правила приличия. Может, если бы на открытии в Барнауле кто-то кому-то засветил бы в глаз, это бы добавило зрелищности. Но такого, как в боксе или MMA, у нас нет.
