39 лет назад жители края в составе первых бригад военнослужащих запаса отправились в зону ликвидации аварии. Эта катастрофа расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики: по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей и по экономическому ущербу.
Дерево-крест
— В апреле 1986 года я служил в краевом военкомате начальником отдела воинского учёта рядового состава, — вспоминает полковник запаса Министерства обороны РФ Николай Бурый. — В обязанности входили сборы солдат и сержантов, обслуживание законсервированной техники, обучение новым воинским специальностям. Телефонограмму об аварии мы получили в начале мая с приказом о формировании группы нужных специалистов, а также техники. В инженерном батальоне, расположенном в Поспелихе, брали технику, личный состав собирался на базе химического полка в/ч 41173 в Топчихе. Первая группа отправилась в Киев 15 мая, а 18-го приступила к работе на разных участках.
В июле Николай Бурый дал задание районным комиссарам изучить и решить проблемы семей ликвидаторов (кому-то был нужен детский сад, где-то женщина осталась без средств с новорождённым ребёнком). А в октябре он оправился в свою первую командировку в Чернобыль.
— Наши парни не отказывались ни от какой работы: участвовали в дезактивации населённых пунктов, находящихся в 30-километровой зоне радиоактивного заражения, таких городах, как Чернобыль, Припять, работали на АЭС, тушили пожар на торфяных болотах. Обустройство полевых лагерей ещё только налаживалось, бойцы умывались минеральной водой, только её и пили, — продолжает Николай Александрович. — В первой командировке меня поразил лес вокруг Чернобыльской АЭС. Он, конечно, пореже будет, чем наш, сибирский, но хвоя практически всех сосен стала рыжая. В этом лесу было памятное дерево, ветви которого переплелись в виде креста. По рассказам местных старожилов, в 1941 году фашисты повесили на этой сосне всех жителей ближайшей деревеньки за связь с партизанами — от стариков до малышей. Через год весь лес выкорчевали и закопали в землю, а дерево-крест осталось как память.
Во время второй командировки Николай Бурый по служебным вопросам побывал на четвёртом энергоблоке. Вся процедура заняла несколько минут, но полученная радиация впоследствии привела к инвалидности.
— Отъездив своё в зону поражения, я по долгу службы занимался уточнением полученной парнями дозы радиации и выдачей им карточек доз радиационного облучения, — продолжает Николай Александрович. — Нам даже рентген врачи делать не разрешали, и отлаженной медицинской помощи долгое время не было. Уже столько лет прошло, а в глазах до сих пор безлюдные дома Припяти с развешенным на балконе бельём и соломенные крыши мазанок в опустевших деревеньках.
Чёрная быль
Президент Алтайской региональной общественной организации инвалидов «Семипалатинск-Чернобыль» Сергей Корсаков узнал о чернобыльской аварии 4 мая 1986 года, когда в составе комсомольско-молодёжной группы ехал в Венгрию и Югославию. Туристов на киевском вокзале из вагонов не выпустили, окна открыть не разрешили, а на границе военные проверяли воздух дозиметрами.
— В мае 1986 года как лейтенант запаса получил повестку на срочную военную службу. Предварительно сказали, что служить буду энергетиком в Западной группе войск, — рассказал Сергей Геннадьевич. — В октябре прибыл в военкомат, оттуда сразу в Киев, где меня приписали к шестому строительному району, находившемуся в здании ЧАЭС. Реактор с пяти сторон: с четырёх — на земле и один — под землёй. Первое время готовили станцию к приезду экспедиции из Курчатовского института — штукатурили, красили внутренние помещения, ставили перегородки, таскали ящики с оборудованием. Позже меня с сослуживцами перевели в управление энергостроительства, занимались обслуживанием стройки, подачей электричества, освещением станции в ночное время.
Шесть часов в день у ликвидаторов уходило на дорогу в обе стороны, ещё шесть — на работу, в остальное время можно быть отдохнуть или поспать. При выезде в пионерлагерь, где жили алтайские парни, их проверял дозиметрист, и, если фонило, приходилось идти в душ, иногда три раза подряд. В зоне аварии была жёсткая дисциплина и секретность: чётко соблюдать все распоряжения руководства и не совать свой нос куда не следует. Такие ограничения были оправданны и помогали сохранить жизнь и здоровье.
— Был в моей практике непростой случай. Спускались под реактор, чтобы разрезать трубы первого контура охлаждения, курчатовская экспедиция туда датчики закладывала. Там, где проходит труба, помещение длинное и несколько дверей. Нас предупредили, чтобы к одной из дверей не ходили, там излучение выше 200 рентген. И это при том, что в 1986 году максимальная доза радиации, которую можно было получить на ЧАЭС, — 25 рентген. После этого на станцию больше не допускали, и человека отправляли домой. А мы стоим и думаем не про эту злополучную дверь, а есть ли в трубе вода. Могло ведь залить облучённой водой, но нам повезло: труба была пустой, — вспоминает Корсаков. — Работали мы в обыкновенной спецодежде и масках-лепестках. В костюме химзащиты было слишком жарко, и долго в нём находиться физически невозможно. Зато новую спецодежду нам выдавали каждый день, а то и по три раза на день, если мыться приходилось часто.
В 1989 году чернобыльцы создали организацию «Союз «Чернобыль», которая за три с лишним десятка лет существования несколько раз меняла название и сейчас именуется как «Семипалатинск-Чернобыль». В Алтайском крае это единственная общественная структура, которая помогает чернобыльцам и всем, кто попал под воздействие радиации.
Акцент
С 1986 по 1990 год более 2700 военнослужащих запаса из Алтайского края принимали участие в ликвидации последствий взрыва четвёртого реактора Чернобыльской АЭС. 200 из них награждены орденом Мужества.
