Культура

Постановка театра драмы «Кроткая» – итог работы театральной лаборатории по творчеству Достоевского

Наталья Катренко

7 мая 2019 13:45
В театре драмы на экспериментальной сцене поставили спектакль «Кроткая» по поздней повести Достоевского. Это первая работа молодого режиссера Рачи Махатаева на профессиональной сцене. И, надо сказать, мощная, а главное – объемная, многослойная, заставляющая непрестанно анализировать происходящее, пытаться ответить на поставленные вопросы.

Лена Кегелева в роли Кроткой и Константин Кольцов, сыгравший Ростовщика.
Фото предоставлено краевым театром драмы

Ключ к пониманию


Эта работа выросла из эскиза, рожденного в рамках творческой мастерской «Человек – целый мир», которая проходила прошлым летом в театре. Тогда на выбор участникам мастерской было представлено несколько произведений Достоевского, в основном – фрагменты из романов, а также повесть «Кроткая». За нее и решил взяться Рача Махатаев, желая иметь дело не с отрывком, а с цельным произведением, где историю можно проследить от начала до конца и осмыслить происходящее. Буквально за несколько дней был создан набросок, от которого режиссер теперь и оттолкнулся, сделал его более объемным, насыщенным смыслами. Прежде всего он пожелал оставить актеров, сотрудничавших с ним год назад. Оставил нетронутым и первоначальный замысел вывести на сцену не только двух главных героев (собственно, Кроткую, роль которой исполнила Лена Кегелева, и Ростовщика – Константин Кольцов), но и побочных персонажей, представляющих светлую и темную стороны человека, постоянно противоборствующих, демонстрирующих внутренний раздрай героя, а вместе с тем и самого автора. Они (их сыграли Дмитрий Плеханов и Анастасия Южакова) стали неким ключом к спектаклю, к пониманию душевных терзаний героев, внутренних процессов, заложенных в постановке. Не случайно именно в их уста режиссер вложил текст из других произведений Достоевского (к примеру, в спектакле звучали фрагменты из «Дневника писателя» – публицистических заметок автора, его наблюдений, которые он регулярно публиковал в одном из журналов). Эти реплики словно погружали зрителей в атмосферу Петербурга второй половины XIX века, насыщали спектакль той самой «достоевщиной».

К слову, сам Достоевский тоже присутствовал на сцене, его портрет можно было увидеть в правом углу сцены (правда, небрежно приставленным к стенке, с зачеркнутыми красной краской глазами) – условном месте обитания темных сил. Там же их представительница – Анастасия Южакова (в красном капюшоне и с битой в руках) – на протяжении всей постановки то и дело вырисовывала мелом на стене странные сцены: шпиль Петропавловской крепости, разведенные мосты, а также самого писателя, напоминающего персонаж из комиксов, – в темных очках, с рукой у виска. Причем чем дальше, тем больше начерченный мелом сюжет обрастал новыми страшными подробностями. К одной из половинок разведенного моста был пририсован повешенный человечек, а рядом с изображением писателя появился окровавленный топор… В противовес этим изображениям в левой части сцены возникали совершенно другие рисунки – дверь с замочной скважиной, в которую отчаянно стучалась Кроткая, решаясь на роковое замужество, а потом и огромный ангел, под крыльями которого поселился представитель светлых сил, – облаченный в белый капюшон Дмитрий Плеханов. Здесь же схематично был начерчен и иконостас.

Вечное противоборство


Сама сцена была оформлена весьма аскетично – ее заполняло множество ящиков, аккуратно сложенных или беспорядочно разбросанных. Именно ящиками было плотно заложено и окно, в которое в конце спектакля шагнет с иконой в руках героиня. Собственно, на фоне этого забаррикадированного отверстия и разворачивалось действие. И оно было настолько насыщенным, что даже боязно упустить из виду какой-нибудь жест или реплику героев. Напряжение усиливали и дополнительные персонажи, которые либо подстрекали главного героя, либо утихомиривали его, разбушевавшегося. А Константин Кольцов именно бушевал – он метался, пытался разобраться, раскаивался, потом снова обвинял (безусловно, это одна из лучших ролей актера). По сути, это был сплошной его монолог, полный психологизма, мучительной рефлексии, внутренних метаний. Прерывался он лишь при появлении Кроткой, которая всякий раз возникала в дождь, босая, постоянно поскальзывающаяся. Что касается Лены Кегелевой, то она сыграла свою роль настолько изящно и местами очень нежно, что, казалось, даже бунтарство ее героини вот-вот приведет к какому-то смирению, хорошему исходу. Но она все же берется за револьвер (кстати, в спектакле этот револьвер ей в руки вложили темные силы) и тем самым словно все определяет. Не случайно выстрел прогремел прямо в икону, тут же рассыпавшуюся на мелкие части.

Любил ли главный герой свою избранницу? Или же в ней увидел способ спасения своей души, утешения самолюбия? У Рачи Махатаева эти вопросы трансформируются в нечто большее. И уже кажется, что Достоевский писал не о противоборстве двух конкретных людей, а в принципе о взаимоотношениях мужчины и женщины, об их изначально противоречивой природе. Ну и, конечно же, о любви, о странной почве, из которой она рождается. Все эти мысли непостижимым образом оказались заложены в постановке. И оформились они вроде из какого-то случайного наслоения смысловых пластов, из плотного воздуха, к концу постановки окутавшего сцену. На протяжении всего спектакля пребываешь в невероятном напряжении, боясь упустить из виду какой-нибудь новый росчерк мелом на стене (те же зарубки, которые герой делал, испытывая жену), наслоение фраз или случайный жест дополнительных персонажей. И когда в итоге в одной руке героя оказывается Библия, а в другой – револьвер, не остается сомнений, что Ростовщик выберет второе. К этому вела логика спектакля, режиссерская мысль. И если считать эту работу первым полноценным опытом Рачи Махатаева на профессиональной сцене, то он, безусловно, оказался блестящим.

Увидеть спектакль «Кроткая» (16+) на экспериментальной сцене можно 16 и 30 мая.

Лента