Фронтовик Иннокентий Креслин – один из тех, кто создавал надежную систему образования в Барнауле и на Алтае.
Фото предоставлено гимназией № 40
Фото предоставлено гимназией № 40
По-отечески
Живописный вид открывался с балкона нашего дома под шпилем со стороны двора: десятки деревянных домиков сада-города с палисадниками и огородами замыкал на горизонте зеленый массив парка меланжевого комбината, среди зелени белели колонны центрального входа, а по вечерам доносилась музыка с танцплощадки. И вот вся эта идиллия была нарушена – на фоне парка стремительно росло новое здание, закрывшее привычный пейзаж, и я с неодобрением и даже досадой наблюдал за этой стройкой. Не знал я тогда, что это рождается новая школа № 40, где мне предстояло завершить среднее образование и получить аттестат зрелости.
В 1958 году мы, выпускники школы-семилетки № 45, стали 8-м классом «Б» в новом красивом здании с просторными помещениями, светлыми окнами. Я до сих пор считаю, что здание школы-гимназии № 40 – один из лучших типовых проектов учебных заведений и поныне.
Уже на первой неделе мы познакомились со всеми педагогами-предметниками. Историю преподавал директор школы Иннокентий Николаевич Креслин. С ним мы погружались в средневековое море российской истории: ходили походами Олега и Игоря, били крестоносцев на берегах Невы и Чудского озера, громили Золотую Орду, собирали русские земли вокруг Москвы, строили Кремль, а затем изгоняли из него польских захватчиков. Не могу сказать, что уроки Иннокентия Николаевича отличались какими-то яркими особенностями, они были содержательны, информативны в рамках программы, но несколько суховаты, что вполне соответствовало всему облику педагога – подтянутому строгому гвардии майору запаса.
По окончании учебного года два восьмых класса объединили в один девятый, в то время подобное происходило и в других школах – нас, родившихся в 41-45-х годах, было мало. Историю в объединенном классе стал преподавать другой педагог. Как директор Иннокентий Николаевич был подлинным хозяином в школе, он и жил в служебной квартире на первом этаже школьного здания. Иногда зимой, по утрам, еще до начала занятий его можно было встретить возвращающимся с лыжной прогулки – в парке рядом всегда была хорошая лыжня. Мы его очень уважали, а он уважал нас – детей, воспитывал чувство человеческого достоинства и по-отечески заботился.
Восьмой класс завершался производственной сельскохозяйственной практикой, которую нам предстояло пройти в совхозе «Бельмесёвский». В совхозе нас разместили в малоприспособленном строении, чуть ли не бывшем курятнике с антисанитарными условиями, спать приходилось на соломе. Для нас все это было романтикой и поэтому мы не роптали, но Иннокентий Николаевич, узнав об этом, очень возмутился и добился перевода всех нас в здание школы, которое на тот момент пустовало, с нормальными кроватями и постельными принадлежностями. Он отлично понимал, что подростков надо уважать как и взрослых, и что если сегодня они не получат эту прививку внимания и заботы о людях, то завтра, во взрослой жизни, они сами будут черствыми и невнимательными к окружающим. При этом он никогда не повышал голоса, никого не «распекал», я не помню в школе ни одного ЧП. Разумеется, преподавательский коллектив был большой, преимущественно женский и молодой, очевидно были и трения, и какие-то конфликты между учителями, но это никогда не выходило за пределы учительской среды и никогда не отражалось на школьниках. Заслуга в этом была прежде всего директора и его надежной помощницы и единомышленницы – завуча Любови Васильевны Максимовой.
Связь Иннокентия Креслина с родной школой не прерывалась никогда, до самого ухода из жизни он был всегда желанным и дорогим гостем в ней.
Каждому по труду
Годы учебы в старших классах пролетели быстро. На пороге стоял 1961 год – особый, знаковый год нашей истории. Он и начался необычно – с денежной реформы, а потом на орбите в космосе оказался первый человек Юрий Гагарин и наконец, нам, выпускникам, предстояло получить аттестаты зрелости и выйти на свою орбиту взрослой жизни.
Второе полугодие прошло в напряженной подготовке к выпускным экзаменам. Последний первомайский школьный вечер... Зачитывают приказ директора о награждении учащихся за успехи в учебе, спорте, общественной работе. Иннокентий Николаевич по традиции вручает памятные подарки. В числе отмеченных оказался и я. Вручая мне книгу, он наклонился и сказал: «Держи, не вырони, там внутри конверт». Потом, помедлив, добавил: «Не забудь зайти в бухгалтерию расписаться». Заинтригованный, отойдя в сторону, я открыл конверт и был очень удивлен, обнаружив внутри две новенькие хрустящие сиреневые купюры по 25 рублей. Позже классный руководитель Е.А. Голикова мне рассказала о беседе в учительской. В ответ на жалобы по поводу баяниста Иннокентий Николаевич сказал: «А зачем нужен этот пьяница, который всегда подводит? Гнать его... у нас есть Борис – пусть и играет». Это была моя первая в жизни зарплата, и я был весьма рад, ведь 50 рублей для школьника в те годы были целым состоянием! Тогда я не осознал до конца всей значимости поступка Иннокентия Николаевича, но сегодня рассматриваю его как пример подлинного уважительного отношения к труду вне зависимости от возраста человека и вида деятельности, как реализацию на практике одного из основных принципов социальной справедливости – «каждому по труду».
Выпускной
Регулярные занятия подошли к концу, начались выпускные экзамены, им предшествовали консультации. На одной из них кто-то сообщил, что нашего Иннокентия Николаевича переводят на новое место работы – директором другого учебного заведения. Подписывать аттестаты зрелости и вручать их будет новый. Молодости нередко свойственна импульсивность в принятии решений. Наше решение созрело мгновенно: мы отказываемся получать аттестаты из рук нового директора с его подписью. В принципе, против этого человека мы ничего не имели, но вся наша школьная жизнь в старших классах прошла с Иннокентием Николаевичем и устранение его от последнего столь важного и торжественного события рассматривалось нами как предательство. Однако старшие товарищи нас быстро вразумили – перевод Креслина уже оформлен приказом, и он неправомочен ставить подпись на аттестатах. Тем не менее, мы были все-таки услышаны. Аттестаты зрелости нам вручал Иннокентий Николаевич. Это был его второй и последний выпуск в школе, которую он организовал и которой отдал четыре года своей жизни.
И хотя Креслин покинул стены сороковой, он оставил энергичный жизнеспособный творческий педагогический коллектив, который продолжал готовить в большую жизнь новые поколения выпускников и при этом развивался и совершенствовался. Именно в нашей 40-й школе-гимназии трудилась со времени ее основания и получила высокое звание народный учитель СССР Руфина Серафимовна Овсиевская, которую я хорошо помню еще по школе № 45, а пригласил ее Иннокентий Николаевич.
Поле битвы
Последняя встреча с этим замечательным человеком произошла уже на просторах Интернета, где доступен уникальный ролик с его участием. 92-летний ветеран повествует о своем длинном жизненном пути. Самые яркие моменты связаны с его участием в Великой Отечественной войне. Сидя перед экраном и слушая Иннокентия Николаевича, я вновь почувствовал себя его учеником на уроке истории. Бытует такое спорное мнение: ну что может рассказать о войне рядовой, сержант? Их познания ограничены узкой полоской фронта, шириной окопа или размером танковой щели. Воспоминания Креслина полностью опровергают подобные суждения, ведь он был не только бойцом-артиллеристом – до войны работал в редакции местной газеты, а на фронте был политруком. Историческое образование и опыт учителя истории позволили сплести впечатления и образы военных лет в целостную картину.
Уникальны сведения о военном параде 7 ноября 1941 года во временной столице – городе Куйбышеве. А упоминание, как бы мимоходом, о том, как после взятия Кенигсберга солдаты наполнили бутылку балтийской водой и отправили ее Сталину, свидетельствует о том месте, которое занимал Верховный Главнокомандующий в сознании бойцов. Картины ближнего боя чередуются с минутами тревожного отдыха, примерами братской взаимовыручки, солдатской смекалки и юмора. Рассказывая о своих ранениях, Иннокентий Николаевич, четко отображает принципы и практику отечественной военной медицины, спасшей жизни сотням тысяч бойцов. В своем повествовании старый ветеран не обошел вниманием и фронтовых друзей меньших – боевых коней. По-былинному выглядит драматический эпизод уже в конце войны: с виду мирное, заросшее спелой пшеницей поле, всадник на коне... Направо поедешь – себя спасешь, коня потеряешь, налево – коня спасешь, сам погибнешь. Само собой, лейтенант Креслин едет прямо, и вдруг... под копытом коня – вражеская мина, на которую тот через мгновение должен наступить. Реакция воина молниеносна – рванув поводья, он вздыбил коня, на задних копытах повернул его на 180 градусов и направил назад. Так лейтенант Креслин спас не только себя и коня, но и десятки своих товарищей, упредив саперов о заминированном поле.
Не говорить о войне
Почему же ранее мы, ученики Иннокентия Николаевича, никогда не слышали от него этих рассказов о войне? Когда мы сели за парты, от парада Победы нас отделяли всего шесть лет, и военное время не воспринималось как какая-то далекая история, это было всего лишь, вчера. Следы войны были еще повсюду, даже в нашем Барнауле, городе глубокого тыла, многие дома стояли без ворот и заборов, разобранных на дрова, а бульвары главных городских проспектов были ограждены решетками из металлической штамповки военных заводов, кстати, их номера – 17, 77 еще долго сохранялись по привычке в речи горожан. Изредка на городские улицы выезжал нещадно чадивший красный форд – наследие ленд-лиза. Иннокентий Николаевич принадлежал к поколению наших родителей, которые тогда еще были молоды и не мыслили себя ветеранами. Они смертельно устали от войны, им хотелось быстрее перевернуть эту страницу и устремиться в будущее – восстанавливать города, заводы, строить школы, растить детей, учиться, кто не успел получить образование. Говорить о войне им не хотелось.
Каждый год, когда Москва и вся страна в декабре отмечает очередную годовщину разгрома фашистов на подступах к столице, я с особой благодарностью вспоминаю двух участников той великой битвы – моего отца Ярвелова Никиту Христофоровича (для него эта битва завершилась тяжелой контузией и инвалидностью I группы) и Креслина Иннокентия Николаевича – бойца сибирской дивизии и моего директора.
Иннокентий Креслин был участником основных событий Великой Отечественной войны, в частности – битвы за Москву и взятие Кенигсберга.
Борис Ярвелов, выпускник 1961 года школы № 40.
