Добрыня Сатин — артист заметный во всех смыслах, как внешне, так и творчески. Барнаульцы знакомы с ним по филармоническому проекту «Алтайский сказ», в котором он принимал участие, хотя это лишь мельчайшая часть его творческой биографии. Этномузыкант, мастер горлового пения из Горно-Алтайска в конце октября выступил в Барнауле. На сцене концертного зала АлтГУ Добрыня Сатин и музыканты представили два проекта. Один — чистая этника, в которой соединились масса национальных алтайских инструментов, сказы и легенды, шаманы, звуки природы, которым сам же мастерски подражает Добрыня. Второй — синтез этнической музыки, эстрады, рок-н-ролла и много чего ещё.
Добрый богатырь
— Добрыня, не могу не спросить у вас про имя, хотя подозреваю, что этот вопрос вам надоел.
— Вот интересно, что про историю имени вообще никогда никто не спрашивал. Так меня назвать решил отец, хотя был ещё вариант — Петя. При этом папа – нет, не Никита, Владимир. Не знаю почему, но все родственники были против имени Добрыня. А вообще все близкие в детстве называли меня Батыр (богатырь в переводе с тюркского – прим.авт.) или производными от него – Бетик, Бэтээр.
— Такое редкое имя даёт какое-нибудь преимущество?
— Конечно, оно несёт определенную энергетику. Хотя когда с кем-то знакомлюсь, представляюсь: «Добрыня, Добрый», все думают, что я здороваюсь, имею в виду «добрый день». Не все верят, что меня так зовут.
— Хотя выступаете вы давно, известно о вас не так много. Давайте восполним пробел — вы из Республики Алтай.
— Немного не так, я родился в Кузбассе, в селе, где компактно проживают алтайцы. Это же обобщенное тюркское название народов — челканцев, теленгитов, телеутов и других. Я как раз из телеутов. Еще у нас около 12 основных родов, и я из рода тодош. Человек может быть другой национальности, жить где угодно, например, есть где-нибудь в Киргизии тодош – и он по сути мой брат. А Горно-Алтайске я живу с пяти лет. Родители рано развелись, второй женой отца была алтайка, ученый-фольклорист из Института алтаистики, она одной из первых начинала исследовать фольклор, сказки. Меня воспитывали в этой атмосфере.
— Еще, говорят, вы хотели пойти в танцы, но оказались в школе горлового пения.
— Да, я в детстве танцевал и вообще активным был. И однажды оказался в студии Владимира Кончева, мастодонта алтайской культуры, у него всему и научился.
— Чтобы освоить горловое пение, надо ли обладать классическими вокальными данными?
— Да, уметь петь надо, я, кстати, еще поступал и на оперное пение. Но понял, что смысла в этом нет. Оперных певцов много, а вот горловым немногие владеют. Хотя научиться несложно, голосовой аппарат устроен одинаково. Просто надо развить те связки, которые в обычной жизни не используются.
Человек мира
— Вас называют этномузыкантом, ещё встретил определение «горловик». Вы себя кем считаете?
— Человеком мира (улыбается). Этномузыкант – так будет правильно.
— А что это вообще такое?
— В моем личном понимании – человек-проводник, который может погрузить слушателя в определенное состояние, например, полета, успокоить или, наоборот, взволновать. Он несет определенную культуры в массы, сохраняет традиции.
— Почему этника, фольклор на большой сцене сейчас стали так популярны?
— Время пришло, сознание человека меняется, возвращается к корням. Мы изучали и постигали что-то новое, думая, что так будет легче, а оказалось, что наши предки давно все придумали, все уже есть.
— Альберт Кувезин, лидер тывинской этно-рок-группы «Ят-Ха», рассказывал мне, что в начале своего творчества на Западе он был популярнее, чем в России. А у вас как?
— Нет, хотя за границей концерты были. Но большая популярность там, надеюсь, ещё впереди. Сейчас основной наш слушатель — это Сибирь и Москва. Аудитория разная, но в основном, если говорить не о наших регионах, это те, кто приезжал на Алтай. Помимо меда и орехов они увозят отсюда что-то нематериальное, особый дух. Видимо, ассоциируют меня с этим.
— Добрыня Сатин – это сольный проект или группа?
— Это поток идей многих людей. Например, альбом «Трансформация реальности» я писал на своей волне. Но на сцене он звучит совсем не так, как в записи. Я никому из музыкантов не говорю, играй только так, как указано, и никак иначе. Никого не зажимаю, и раз уж мы говорим о свете, любви, творце, то и должен быть общий полет индивидуальности каждого. Мои музыканты – из Горно-Алтайска и Бийска, и на самом деле мы репетируем немного. Это не халатное отношение к делу, просто что играть, все знают, а энергетика — она либо есть, либо нет, и аккумулируется, как правило, на концерте.
—- Слушатель всегда в состояние полета отправляется?
— Мне нравится, когда включают свет в зале – можно посмотреть на глаза людей. Когда даже два-три человека улыбаются, мне достаточно.
— А не бесит, когда каждый второй снимает все на смартфон вместо полета?
— Однажды во время песни задал этот вопрос сам себе. С одной стороны, не совсем этого понимаю — мне важно, чтобы меня слушали, особенно когда говорю что-то важное. С другой - они же потом это где-то выложат, а это тоже реклама, польза. Так что не раздражает.
— Тексты в ваших песнях – это легенды, сказы или что?
— У меня два проекта. Первый, «Тодош», названный в честь моего рода, чистая этника, на сцене только я и мой барабанщик. В нем — традиционные образы, взятые из фольклора и эпоса. Но если бы они были в оригинальном виде, то это были бы 12 часов текста под два аккорда. Поэтому, конечно, всё это переработанное, пропущено через себя, чтобы через этнические инструменты, их звучание и вокал показать Алтай и его образы. А второй проект — это синтез алтайских и европейских культур, они несут больше текстовой нагрузки, хотя этническое музыкальное звучание только есть, это песни о свете, любви, добре и созидании.
— Некоторые вас шаманом называют.
— Мы же эти образы через себя пропускаем, так что шаманизм присутствует. Каждый человек — шаман в той или иной степени, все зависит от того, насколько прокачал и закалил свой дух.
— А духи не обижаются, что вы с их помощью деньги зарабатываете?
— Я не люблю слово «работа», лучше подходит «труд». У нас нет цели обогатиться, хотя, не скрываю, голодать тоже не хочется. Состояние духа, как ни крути, и от кошелька тоже зависит. Стараемся находить баланс, который должен быть во всем.
— На сцене с вами мистическое когда-нибудь происходило на сцене? Может, инструменты отключались и включались сами собой?
— Поначалу да, но считаю, что это не шаманы, это раздолбайство (улыбается – прим.авт.)
Особое место
— Много говорится про энергию и магию Алтая, вы тоже об этом упомянули. Они все-таки в чем?
— Я был в разных точках мира, в том числе в горах. Многие места пропитаны какой-то информацией, так или иначе с чем-то ассоциируются. А на Алтае есть некая девственность, чистота, реки, горы, которые подобной информации не несут. Ты на них смотришь и обнуляешься.
— Куда бы вы порекомендовали отправиться, чтобы почувствовать энергетику?
— Кош-Агачский район. Надо ехать в суровые места. Чтобы все это почувствовать, комфорт не нужен, наоборот, необходимо померзнуть, промокнуть и поголодать, чтобы сознание изменилось.
— Вас не огорчает, что таких заповедных уголков в Горном Алтае не так много, что все скалы расписаны?
— За скалами, слава богу, начали следить. Когда смотришь на заграничные горные курорты, понимаешь, что может быть здесь, но цивилизация – это все-таки неплохо. Опять же во всем нужен баланс.
— Для тех, кто живет по ту сторону Урала, Алтайский край и Республика Алтай – это одно и то же. А вы их разделяете?
— Нет. У вас степной Алтай, у нас горный, а еще есть китайский и монгольский. Это одна территория, просто сейчас разделенная на разные регионы и даже страны. Мои предки из рода тодош когда-то жили у горы Бабырган и пасли скот на стыке гор и степей. Так что я не вижу различий.
